Казацкие байки
Шрифт:
Каждый день на свитанку поднималася смуглянка на высокий утес, и ждала, и высматривала на берегу равнодушного парубка. Пела и плакала, пока не садился он в човен свой да и не уплывал на другой берег Днипра.
И так горячи были слезы бедной Наталки, что прожигали они утес насквозь, а в пещере под сводом каменным эхо без конца повторяло ее песни…
Как-то раз, добрые паны, Панас утомился от долгой охоты, зашел в пещеру, тенисту да прохладну, отдохнуть… Прилег на камушки мелкие, свитку на них бросив, да и уснул. А Наталка, как всегда, оплакивала на утесе свою безответную любовь.
.
Вздрогнул тут Панас, да и проснулся. Песню сладку услыхал он о любви безответной, да горькой от того… Смятение великое вдруг почувствовал… Схватил он лук и стрелы, бросился к своему човнику, да и уплыл поскорее…
Да только с тех пор стало тянуть его в ту пещеру неудержимо, и каждый день он приходил туда, чтобы послушать чарующие песни…
Вот однажды вошел он в пещеру, и захотелося ему пить. Припал Панас к ключу, что сбился сквозь камень, и напился. Тогда и случилось чудо. Волшебный источник наполнил сердце молодого казака любовью великой. Поднялся он на утес и увидел Наталку, что песню свою выводила, плача слезами горькими. Поднял он дивчину на руки, да и понес ее к батькам благословения испрашивать…
Много подвигов совершил Панас в своей жизни казацкой. Да только никогда с той поры не расставалися закоханные, всегда казак ворочался в свой курень, где ждала его любовь великая. А когда подошла к концу их жизнь, умерли они в один и тот же час.
Люди говорят, панове, что тот, кто испробует водицы из ключа в той пещере, тот обязательно полюбит юную островитянку и, куда бы он ни уехал, все равно вернется сюда за своей возлюбленной.
А еще говорят, что откроются ему самые прекрасные тайны любви…
Как звери лесные охотника к жизни вернули
Жил как-то на Хортице, добродии, один молодой казак — охотник.
Удачлив был на охоте — никогда без добычи не приходил в курень. А коли казаки не на войне, должен я вам сказать, панове, весьма не дурны они были горилочки попьянствовать, да под закусочку добрую. А кака же закусочка может с дичиною сравниться?! Вот то-то же! А казак-то наш, Миколою его звали, — дичиною стол казацкий и поправлял исправно…
А вот только никогда, скажем, Микола не стрелял в оленя, если видел, что тот переплывает реку. Не трогал лань, иль косулю там каку, ежель та с детенышем. Не нападал на зверя, уставшего от погони. Зверю и птице апосля охоты он всегда оставлял кусочки оленьего мяса. “Эй, — кричал, — звери да птицы лесные! Это вам!” — скажет…
И медведю непременно оставит медку, а ворону — кукурузных початков с поля. Потроха убитой дичи охотник бросал завсегда в озеро иль в ручей, какой на пути попадется — для рыб и раков.
А взимку приносил Микола в лес охапки сена духмяного, да и раскидывал везде, чтоб олени да лани с голоду в холода не околели. Да головы соляны подкладывал в яслица, им же самим срубленные, чтоб зверь лесной посолонцевать мог…
Да как-то раз случилась с Миколою беда. Отстал он от своих товарищей, что стаю волчью загоняли. И тут напали на него степняки-татары, числом не мене десятка, что ночью темною через Днипро переплыли, поразбойничать в лесах Хортицких…
Когда же враги ушли, первым из зверей почуял человеческую кровь волк. Он подошел, сразу же узнал доброго охотника и громко завыл, чтобы подозвать других зверей, а сам принялся его раны зализывать. Вскорсти все звери собрались вокруг и стали оплакивать погибшего друга.
Бережно ощупал лапами тело охотника медведь и молвил:
— В грудях еще сохранилося тепло!
Тута подоспели и птицы, и рыбы озерныя головы свои из воды повысунули… Пока медведь лапами согревал человека, все стали держать совет: как оживить доброго охотника? Только один голос раздался против — голос падальщика — стервятника:
— Давайте лучше подождем, пока он дозреет, да съедим его!
Но не согласились на то звери, памятуя добро, что для них Микола делал, да и решили приготовить чудесное снадобье. Тут же птицы улетели травы целебны собирать, звери — жир живуючий топить, рыбы — соль озерну со дна добывать. Все волку старому снесли и, ну, старый над снадобьем чаклувать… Получилась на редкость крепкая смесь, да только было ее столь мало, что вся она поместилась в скорлупке ореховой, сверкая на солнце, словно капля воды хрустальной…
И тут мудрая сова сказала:
— Живому человеку без головы никак… Кто же пойдет за головой охотника?
Завязался тут жаркий спор. Оказалось, не всякий зверь, аль птица там кака-ни то, годится на это. Думали, думали и, наконец, решили, что тут нужна ловкая и умная птица. Говорят, сначала хотели выбрать орла. Казаки, панове, считают его очень благородной птицей, ведь, говорят, он носит на спине чашу с росой и в дни засушливые проливает ее на землю туманом. Да отвергли звери орла, мол, велик очень. Не пролетит незамеченным в орду татарскую…
Потом выбрали, было горобца — за то, что он быстро летает и почти невидим. Но и его отвергли… Ибо слаб Горобец — не унести ему головы казацкой будет.
В конце концов решили выбрать Великого Ворона — Карга Карповича.
Ворон полетел в орду татарску и вскорости увидел голову охотника. Она была насажена на длинное копье, в землю вбитое около шатра мурзы татарского.
Ворон камнем свалился вниз да и ухватил голову за чуб казацкий. Бусурмене заметили его, и ну, из луков стрелы пускать во множестве. Да только Ворон столь высоко взмыл в небеса, что стрелы не причинили ему вреда.
Ворон принес голову казака на совет зверей, и все решили, что голова слишком высохла — человек не сможет носить ее. Тогда орел пролил на нее несколько капелек росы. Кожа на голове стала мягкой, и прочно приросла голова к плечам охотника.
Тут ему влили в уста целебно снадобье, и враз Микола почувствовал, что к нему возвращается жизнь. Он лежал с закрытыми очами и, вдруг почувствовал, что понимает язык птиц и зверей. Ему слышалась чудесная песня, и, казалося, он тут же запоминает ее слово в слово. Звери просили охотника, чтобы он напевал эту песню всякий раз, как ему понадобится помощь.