Казак Луганский

Имя Владимира Ивановича Даля живет в нашем сознании прежде всего как имя создателя знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка», богатейшей сокровищницы русского слова и народной мудрости. Словарь его по богатству и ценности фактического материала, по тонкости языковых наблюдений остается неисчерпаемым источником для изучения русского языка.

Не менее примечательным трудом Даля является его сборник «Пословицы русского народа», включающий более тридцати тысяч пословиц, поговорок и метких слон. Многие пословицы, собранные Далем, можно назвать истинными произведениями искусства, в которых правдиво и ярко запечатлена жизнь русского народа.

Известность Даля как лингвиста, фольклориста

Наиболее ценным из литературно-художественного наследия В.И. Даля являются его произведения, связанные с направлением «натуральной школы», которое полноправным героем русской литературы сделало простого мужика, крестьянина, крепостного. В.Г. Белинский, ратуя за демократизацию, народность литературы, считал, что значение литературного творчества В.И. Даля заключается в том, что он знал и любил русского мужика, что «он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком. Он знает его добрые и его дурные свойства, знает горе и радость его жизни, знает болезни и лекарства его быта…».

В.И. Даль был близким другом Пушкина, безотлучно находился у постели смертельно раненного поэта, написал о нем теплые, сердечные воспоминания, передал потомкам последние слова великого русского поэта.

Родился В.И. Даль 10 ноября (старого стиля) 1801 года в местечке Лугани (отсюда псевдоним: Казак Луганский), Екатеринославской губернии – ныне г. Луганск.

Отец, Иоганн Даль, родом датчанин, мать, Мария Фрейтаг, – дочь петербургского чиновника. Екатерина II вызвала Иоганна Даля из Германии на должность библиотекаря. Он был лингвистом, знал новые европейские языки и древнееврейский язык. Впоследствии Иоганн Даль окончил в Иене медицинский факультет, получил степень доктора медицины и вновь возвратился в Россию. До конца своих дней работал как врач-практик. Весьма образованной, знающей несколько языков была и мать Даля. В первые годы учебы сына она оказала большое влияние на формирование его нравственного сознания.

Тринадцати лет, в 1814 году, В.И. Даль был определен в Морской кадетский корпус, который окончил в семнадцать лет. В своей автобиографической записке, уже в семидесятилетнем возрасте, В.И. Даль писал о постановке воспитания в этом корпусе:

«Инспектор классов был того убеждения, что знания можно вбить в ученика только розгами или серебряною табакеркою в голову. Лучшие годы жизни, убитые мною при корпусном воспитании, не могли поселить во мне никаких добрых нравственных наклонностей, ими я обязан домашнему воспитанию».

По окончании Морского корпуса, в 1819 году, В.И. Даль был направлен на службу в Черноморский флот, в г. Николаев. Но там он прослужил не более трех лет. Вследствие неурядиц с начальством В.И. Даль был сначала переведен в Кронштадт, а вскоре он совсем оставил морскую службу.

Интерес к русскому быту, фольклору, языку появился у Даля еще в юности. В Морском корпусе он усиленно занимался литературой, писал стихи. 1819 год можно считать началом работы В.И. Даля над словарем. Проезжая по Новгородской губернии, он записал заинтересовавшее его слово «замолаживать» («иначе пасмурнеть, клониться к ненастью»), С тех пор, странствуя по огромным просторам России, В.И. Даль не расставался со своими записями, постоянно пополняя их новыми словами, меткими изречениями, пословицами и поговорками, накопив и обработав к концу жизни двести тысяч слов.

В Петербурге В.И. Даль через Жуковского, которого знал еще прежде, близко познакомился с Пушкиным, Гоголем, Крыловым.

Известность В.И. Далю как писателю принес сборник русских сказок. В целом этот сборник отличался демократизмом и яркой сатирической направленностью против власть имущих. Основными положительными героями своих сказок Даль избрал мужика, солдата или бездомного-бедняка. Сказочник ориентировался на простых слушателей, на тех, кто поймет и сочувственно отнесется к его героям. Во вступлении к первой сказке «Об Иване Молодом Сержанте» он писал: «…кто сказку мою слушать собирается, тот пусть на русские поговорки не прогневается, языка доморощенного не пугается; у меня сказочник в лаптях; по паркетам не шатывался, своды расписные, речи затейливые только по сказкам одним и знает». А кому не нравятся эти сказки, «тот садись за грамоты французские, переплеты сафьяновые, листы золотообрезные, читай бредни высокоумные!»

Народный колорит сказок был усилен Далем множеством пословиц, поговорок, метких образных словечек, введенных в текст сказок.

Сатира сказок насторожила правительственные круги и вызвала их прямое недовольство. Автор был заподозрен в неблагонадежности, по приказу Николая I арестован, а сказки запрещены. Только по просьбе В.А. Жуковского, бывшего тогда воспитателем царского наследника, В.И. Даль был освобожден из-под ареста.

Произведения В.И. Даля – непреходящее явление. Лучшие произведения писателя до сих пор привлекают внимание достоверностью наблюдений, самобытностью языка и любовью к простому народу.

В одном из губернских городов наших, положим, хоть в Малинове, настало воскресенье.

Евсей Стахеевич Лиров, благовидный, хотя и не слишком ловкий, молодой человек, а по чину и званию своему птица невысокого полета, отстояв в пятиглавом соборе обедню, пустился, но неизменному местному обычаю, в объезд по всем лакейским и передним, поехал развозить карточки за собственноручною подписью своею и расписываться у начальников и старших на засаленном листе бумажки.

Евсей Стахеевич вырос в уезде, а ныне, и то недавно только, попал в губернский город; поэтому он и привык уже сызмала ко всем обрядам и обычаям, вошедшим в губерниях и уездах наших в законную силу; но Евсей при всем том никак не мог помириться с этими заповедными объездами, к которым необходимо было приступать снова каждый воскресный и табельный день, то есть до семидесяти пяти раз в году, если не более. Он свято исполнял этот обряд; но каждый праздник, доставая белый воротничок и воскресную жилетку, пускался снова в рассуждения о бесполезности этого тунеядного обычая.

Евсея Стахеевича беспокоило при этом всего более то, что он не видел этому делу никакого отрадного конца: это бездонная бочка Данаид 2 – и только; даже детям и внукам нашим не будет легче от наших объездов с почтением: мы их работы не переработаем, а им придется начинать, на свой пай, сызнова. Не успел покончить сегодня, отдохнуть день-другой, поработать – принимайся опять за то же, и так до скончания века. «А кто поблагодарит меня за это, – думал Евсей Стахеевич, – кому от визитов моих легче и теплее? Ни посетителю, ни посещаемому, ни гостю, ни хозяину; а между тем нельзя и отстать. Я сам намедни слышал, как прокурор наш, например, попенял, очень недвусмысленно, одному из подчиненных своих за невнимательность эту по службе. «Вы, сударь, – сказал прокурор, – с супругою своею под ручку разгуливаете, это мы видим; а начальства своего по воскресеньям не уважаете…» Что же тут станешь делать? Поедешь, поневоле».