Казак в Раю
Шрифт:
Конечно, крестьянский опыт у господина Кочуева был на самую большую букву «х», то есть не было вообще… Зато меч Святого Джона проявил свои лучшие качества — резал Землю, как масло, хотя крупные булыжники раза три всё равно пришлось обходить. Но старательный подъесаул, всласть измучив и себя и эльфа, ценой невероятных усилий опоясал команду бритоголовых неровной бороздой, упав на финише.
Рахиль пришлось поднимать обоих, отряхивать, ставить на ноги и вести к стене на расстрел… До этого момента их гениальный план не давал сбоев. Первые сомнения появились, когда на ребят уже навели стволы, а земля под ногами Белого Братства категорически
— Ну, таки и?!!
— Ну и… мы старались, — устало вздохнул бывший подъесаул, демонстрируя стёртые до мозолей ладони. — И поясница болит, думаешь, легко вот так, в позе испуганного страуса, круги наворачивать?
— Ужасно тяжело, — вступился из порыва мужской солидарности взмокший Миллавеллор. — Не ругай его, девочка… Лучше попроси мерзавцев попрыгать, они ведь тебя слушаются.
Гневная еврейка только-только открыла рот для достойного ответа, как ворота монастыря распахнулись, и на защиту незадачливых «геодезистов» выбежал суровый отец Никодим. Широко раскинув руки, он закрыл своей рясой всех троих, и его голос звучал мощнее церковного колокола:
— Воистину говорю вам, нехристи фараоновы, изыдите! Изыдите во прах и тлен, ибо волей Господа защищаю я, аки пастырь, заблудших агнцев своих, и нет той силы, что отвернёт меня от бед их!
Героические «агнцы» разом заткнулись и притихли, а вот среди автоматчиков, наоборот, раздались смешки. Православный батюшка на мгновение просто онемел от такого неуважения, потом налился краской и взревел так, что земля дрогнула:
— Проклинаю вас, исчадия адовы, лживого Бога рабы! Идите же в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его!
— Чтоб вы провалились! — тихо пискнула Рахиль.
— Чтоб вы провалились! — автоматически добавил отец Никодим, топая ногой. Видимо, кому-то свыше не хватало этого последнего завершающего штриха…
— Подтверждаю, — громогласно донеслось с небес. Казалось, на какой-то миг день погас, но в ту же секунду солнце словно взлетело над христианскими крестами, и земля пришла в движение. Белое Братство не успело сказать «мама, я больше не буду!..» Левый край «вырезанного» участка беззвучно опустился вниз, правый почти вертикально взлетел вверх, и бритоголовые ссыпались в бездну, как засохшие крошки с мусорного совка! Все, кроме одного. Несчастный, скрючившись, висел на краю, вопя, как мартовский кот…
— Возблагодарим Господа, — абсолютно спокойно объявил рыжий священник и повернулся к нашей скромной компании. — А вы, марш в монастырь! Ещё раз попробуете убечь, епитимью наложу… серьёзную!
Эльф попятился первым. Нет, нет, нет, только не это… какая епитимья, он и вернулся-то на минуточку, ради друзей, а теперь вновь в добровольное заключение?!
— Не подходите! — истерически взвыл Миллавеллор, шагнув к самому краю огромной ямы. — Я прыгну! Честное эльфийское, прыгну, но в монастырь не вернусь — меня невеста дома ждёт!
— Пустое, сын мой. Апостолы говорили, что де лучше человеку вообще не касаться женщины…
— А я не человек, я — эльф! Мне можно!
Иван и Рахиль успели подхватить несчастного, когда он в отчаянии уже занёс ногу над краем. Миллавеллор вырывался и скулил, по его морщинистым щекам текли настоящие слёзы… Из ворот показались монахи с лопатами и кольями, сомнений не было: ребятам никто не даст уйти. Иван хладнокровно глянул вниз, что-то прикинул в уме и неожиданно подтвердил:
— Да, батюшка, сей же час идём в обитель. Дозвольте только вещи собрать и бедолагу этого успокоить.
— Ваня-я, я в Фатиньи второй раз не…
— Лучше держи его крепче. — Казак быстро разобрал так называемый «плуг», размотав портупею и вытащив священный меч. Отец Никодим следил за ним с отеческой суровостью… Господин подъесаул всучил дрожащему эльфу его раритет, привёл в порядок форму и ещё раз зачем-то глянул вниз…
— Ни… за… что!!! — твёрдо объявила Рахиль, с ужасом посмотрев ему в глаза.
— У нас получится, — тихо ответил он. — Я видел этих… они не разбились. Там облако…
— В монастырь отступников, — качнул бородой батюшка, и монахи, перекрестясь, шагнули вперёд.
— Я прощала вам многое, но вот с этого момента торжественно заявляю — мы таки в разводе-е-е!
…Последний звук утонул в бездне, куда, зажмурившись, прыгнули казак, еврейка и всё проклинающий эльф. Земля мягко качнулась и встала на своё место, борозда от меча Святого Джона затянулась на глазах. Уцелевший адепт плюхнулся на траву, совершенно осиплый от крика. Отец Никодим плюнул «прости, Господи!» и, развернувшись, дал ему подзатыльник. Бритоголовый икнул, благодарно поцеловал батюшкину руку и первым бросился к воротам. Православная служба продолжалась…
— Папа, они хорошие!
— Я вижу…
— Никто не совершенен, но они стараются.
— Конечно! Я даже знаю, к чему приводит такое СТАРАНИЕ…
— Господи, ты всё ещё про эту историю с яблоком?!
— Им нельзя влюбляться!
— Они всего лишь люди…
Что делает с человеком трагедия? Возвышает душу, облагораживает характер, закаляет, наполняет тело невиданными доселе силами и зовёт за собой к свершению новых великих подвигов во имя… Во имя чего? Чего конкретно, всегда находится. Любая власть старательно культивирует трагедию как мощный рычаг управления обществом. На той же неувядаемой почве развивались и все существующие мировые религии. «Через физическую боль к бессмертию духа!» Безумец, осмелившийся на улыбку в мире, любовно взращиваемом на трагедии, был обречён. Говорят, что Гоголь ушёл в религию, когда убедился, что его смех не слышен…
Глава тридцать четвёртая
Рахиль спала… То есть отрубилась практически сразу, выкричавшись, отплевавшись, наревевшись в какие-то три минуты! Просто зарылась носом в облачный пух, взбила его себе под голову и уснула. Нервы, стресс, недокорм и недосып предыдущей ночью, так что кто бы её осуждал…
Миллавеллор поудобнее вытянул ноги, развалился, как фон-барон, и, ни от кого не скрываясь, неспешно закурил припрятанную самокрутку с ладаном из монастыря. Кремень и кресало нашлись в одном из нагрудных карманов его камзола, в целом казалось, что удивить флегматичного эльфа хоть чем-то в этом мире нет ни малейшей возможности. Как будто бы не он всего некоторое время назад устраивал безобразную и неконтролируемую истерику с детсадовскими «не хочу, не пойду, не буду!».