Казаки-разбойники
Шрифт:
От этих сторожей никуда не скроешься. К тому же они прекрасно знали местность, а у него было лишь смутное представление о ней. Правда, он заметил на юге вершину вулкана и по ней приблизительно определил свое местонахождение.
Проходили дни в томительном ожидании. И вдруг в деревне послышались голоса, явно не обычного характера. Судя по возбуждению, здесь ожидали скорого прибытия гостей.
Лука вышел встретить прибывающих в деревню гостей. Они показались на тропе в окружении толпы местных индейцев, а на околице их встречали старейшины и вождь.
Лука всматривался в лица прибывших и с волнением ожидал, что это может значить для него. Но о нем, казалось, все позабыли. Он огляделся и с сожалением убедился, что один сторож все же остался.
Он проследил, как гости проследовали к большому дому, остановились у порога, обменялись подарками, выкурили трубку и уселись полукругом для беседы.
Лука все же не смог приблизиться к беседующим. Воин преградил ему путь.
За час до заката пришел толмач и повел Луку к большому дому. Они не обменялись ни единым словом, и Луке показалось, что ему что-то угрожает. В голове мелькали отрывочные мысли, губы шептали молитву за молитвой, но страх в сердце не проходил. Он сжимал его, заставлял покрываться потом тело, замирало что-то в груди.
Перед домом сидели старейшины и несколько гостей. Горел костерок с душистыми веточками в нем, от которых шел приятный аромат. Москиты вились рядом, их отгоняли ветками и листьями. Все курили трубки и молча глядели на приближающегося белого человека.
Лука слегка поклонился, делая усилия, чтобы не выказать страха и волнения. И, подняв голову, вдруг остолбенел от неожиданности. Сердце заколотилось так сильно, что перехватило дыхание.
На него глядела своими синими глазами индианка Катуари. Он смотрел на нее и не мог отвести взгляд. Потом, словно опомнившись, поклонился именно ей, но говорить поостерегся. Ждал, что будет дальше.
Вождь заговорил, его слушали внимательно, а Катуари, глянув на Луку, перевела бесстрастным тоном:
– Вождь спрашивает, белый человек, ты узнать я?
– Да, да, мадемуазель! – заторопился Лука и покраснел. – Как можно не узнать такую девушку?
– Я мадемуазель нет, Лука. Я мадам.
– Прощу простить, мадам! Я не думал, что вы… замужем.
Она отвернулась от него и говорила некоторое время с вождем. Потом обернулась и спросила спокойно:
– Ты жить здесь? Рядом?
Ее французский показался Луке немного лучше, чем раньше, на Доминике.
– Да, мадам. Мы купили землю и расчищаем ее для посадок.
– Купить у кого?
– У властей, мадам. В городе.
– Это наша земля. Продавать только мы.
– Я понимаю, но простите, мадам. Так узаконили французы. Мы должны подчиняться их законам.
– Я помнить, Лука. Ты француз нет, забыть я.
Она долго беседовала со старейшинами, потом обратилась к Луке:
– Ты чертил буква. Ответ пришел? Что ты думать?
– Думаю, что мои друзья закупят оружие и скоро его пришлют.
– Хорошо, Лука. Быть ждать.
– Вы не собираетесь напасть на усадьбы? – осмелился спросить Лука.
– Мы война хотеть нет. Француз хотеть война. Мы хотеть защита свой земля!
При этих словах лицо Катуари показалось Луке злым, твердым и решительным.
– Мне это понятно, мадам, – торопливо ответил Лука. – Моя земля так же захвачена врагами, и ее у нас постоянно отнимают. Но что я могу сделать для вашего народа? Он слишком слаб против французов. Они не дадут вам жить на своей земле. Таковы законы белого человека, мадам.
Она пристально вглядывалась в его лицо, словно пыталась проникнуть в самые сокровенные мысли. Потом спросила жестко:
– Ты хотеть мы покорность?
– Мне трудно теперь советовать, мадам. Я сам пленник. Но думаю, что вам ничто не поможет. Смирение лишь продлит ваше существование. Французам нужны земли и рабы. Или вы подчинитесь, или они вас уничтожат.
– А ты? – спросила индианка с каким-то странным оттенком в голосе.
– Я готов жить с вами на правах соседей. Я не питаю к вам ничего плохого, но вы не сможете принять условия французов. Их жизнь далека от вашей, и ужиться будет невозможно.
– Ты француз помогать?
– Нет, мадам, но и вредить вам у меня желания нет. Я хотел бы быть с вами в дружбе.
– Я вера ты. И ты быть свобода. Когда мушкет быть мы.
Лука понял, что аудиенция закончена. Он поклонился и удалился со смутным предчувствием чего-то необычного и томительного одновременно.
Гости пробыли в деревне еще два дня. Лука так и не понял, для чего они приходили.
В день их ухода Лука наблюдал за сборами в дорогу, потом, определив, что индианка не появляется, направился к своей хижине и ощутил чей-то пытливый взгляд. Он быстро обернулся и успел заметить, как Катуари отвернулась, явно не желая, чтобы Лука заметил ее движение и взгляд.
«Почему она так резко отвернулась? – подумал он, и сердце его тревожно забилось. – Что может означать это?»
Потом Катуари ни разу на него не взглянула, хотя гости прошли в шести шагах. Он проводил ее глазами. Лицо было у нее бесстрастное, гордое, независимое. А Лука подумал, что она и здесь, на Гваделупе, пользуется почему-то немалым почетом.
Он не отрывал глаз от стройной фигуры, пока та не исчезла за поворотом тропы и не скрылась в зелени подлеска.
Остаток дня Лука часто возвращался мыслями к индианке. Это были волнующие и томительные размышления. Ему было жаль снова расставаться с этой странной и гордой женщиной.
Потом его кольнула мысль, что она вовсе не мадемуазель, как он считал. Но где же ее муж? Он ничего и никогда о нем не слышал.
Теперь он решил расспросить молодого индейца, что перетолмачивал его речь. Найти того было просто.
– Окуопа, – спросил Лука, остановив индейца у большого общего дома, – я бы хотел задать тебе несколько вопросов. Ты можешь со мной говорить?
Тот некоторое время смотрел на Луку.
– Что хотеть белый человек знать?
– Кто эта Катуари? И почему она здесь была?