Казанова Великолепный
Шрифт:
Вообще-то Каза был знаком с великими чародеями своего времени. Граф Сен-Жермен приходил ужинать к маркизе д’Юрфе. Ужинать — сказано слишком сильно: граф не ест, он говорит.
«Никто не мог сравниться с ним в красноречии. Ему хотелось, чтобы в нем видели чудодея во всем, он желал удивлять и в самом деле удивлял. Тон у него был решительный, но это не отталкивало, потому что он был ученый, говоривший на всех языках, великий музыкант, великий химик; он обладал приятной внешностью и властен был стать другом любой женщины, потому что, снабжая женщин румянами, от которых кожа становилась красивее, он прельщал их надеждой не на то, что они станут моложе, — это, говорил он, невозможно, — но на то, что они останутся такими, какими были, когда с ним познакомились, если будут употреблять воду, которую он преподносил им в подарок, хотя ему самому она обходилась очень дорого. Этот удивительный человек, которому на роду было написано стать самым бессовестным из всех обманщиков, безнаказанно
У нас нет мемуаров графа Сен-Жермена или Калиостро, но у нас есть мемуары Казановы. В «Монологе мыслителя», маленькой книжечке, опубликованной в Праге в 1786 году, Каза насмехается над Калиостро, что можно счесть предупреждением французской монархии, которая вскоре попадется на крючок ожерелья королевы [29] . Казанова рисует здесь портрет мошенника, доверие к которому «зиждется на том, что люди имеют весьма зыбкое и абстрактное представление о чудесах, которые он сулит… А всякий человек тверже всего верит в то, о чем имеет самое скудное представление…»
29
Намек на знаменитую аферу, спланированную накануне Великой французской революции графом Калиостро и графиней де Ла Мотт, по приобретению через подставных лиц ожерелья ценой 1 600 000 ливров якобы по заказу Марии-Антуанетты, которая ничего об этом не знала. Мошенничество раскрылось, но громкий процесс косвенно скомпрометировал королевскую семью.
Казанова ничего не обещает и мало что выполняет. Ему приписывают могущество? Пусть так, он не возражает. Собственная жизнь интересует его куда больше, чем судьба человечества. Это, конечно, грех, если считать еще худшим грехом уметь рассказать то, что достойно быть рассказанным, и через все нагромождение лжи показать правду. Слово «удивил» для Казановы выражение очень сильное. Между прочим, отметим его проницательность — он до Фрейда рассмотрел в женщинах неистребимую жажду пениса (или желание иметь ребенка, что, собственно, одно и то же), а также оценил всевластие чуда, которое сулят косметические средства. Быть женщиной — значит стремиться «себя улучшить», а Каза именно такой «улучшатель», пусть временный, но зато высшего класса. Маркиза сумасшедшая? Несомненно, но она «восхитительна». Ей хотелось бы быть мужчиной? Ну и что из того? Что до графа Сен-Жермена («я в жизни не встречал столь ловкого и обольстительного обманщика»), Каза вскоре увидится с ним в Амстердаме, где граф выполняет секретную миссию. В игре замешаны большие деньги — ткань Истории расшита подобными делами, и чаще всего мы не в силах распутать нити этого шитья. Волею Людовика XV Сен-Жермена поселили в Шамборе в тех самых апартаментах, которые король когда-то пожизненно даровал маршалу Саксонскому. У Сен-Жермена в Трианоне есть даже своя лаборатория. Тайно использовать обманщиков очень удобно, можно ничего не сообщать ни правительству, ни полиции. В случае необходимости от них можно отречься, но ни под каким видом нельзя допустить, чтобы их арестовали, — им помогут бежать. Знать ничего не знаем, ведать не ведаем, только в финансовых делах происходит какое-то движение. Позже, иногда гораздо позже, в счетах обнаруживаются прорехи филигранной работы. Счета куда-то испаряются, бумаги сжигаются, память подводит, свидетелей след простыл. На катящийся колобком философский камень налипает много серебряной и золотой пены. И нет ничего нового под солнцем чистогана, пока толкуем мы себе о том о сем.
Каза едет по финансовым делам в Голландию. Он занят подсчетами, азартно выстраивает спекуляции. Венеция так далеко — кто бы узнал в старой безобразной потаскухе из амстердамского борделя прежнюю обворожительную Лючию? А вот Тереза Имер [30] , та стала певицей, при ней ее дети, в том числе шестилетняя София, очень похожая на Джакомо, — это его дочь.
На севере интрижки не в моде. Молодая и буржуазная до мозга костей красотка Эстер желает изучать каббалу, вместо того чтобы вникать в подлинную магию собственного организма. Они с Казой выезжают, посещают концерты, возвращаются, беседуют. И разговор все больше смещается от любви к коммерции. Каза стареет! «Я ушел, оставив ей в подарок часы».
30
Тереза Имер (1723–1797) — актриса, знаменитая авантюристка, закончившая свои дни в долговой тюрьме. Когда-то в Венеции она была возлюбленной юного Казановы.
Дочь ему Тереза не отдает, зато поручает своего двенадцатилетнего сына; маркиза д’Юрфе решит, что он послан небом для осуществления ее тайных чаяний. Она называет его графом д’Аранда и помещает в роскошный пансион.
«Я не отрицал, что малыш Аранда принадлежит Великому Ордену, что тайна его рождения скрыта от всех, что он лишь на временном моем попечении, что ему суждено принять смерть и продолжить жить. Я почитал за лучшее соглашаться со всеми ее фантазиями, а она уверяла, что тайны ей открывает Дух, беседующий с ней по ночам»*.
Г-жа д’Юрфе проводит бурные ночи, но только в психическом плане. В физическом ее надежды не оправдались. Она такая не одна, а психоанализ еще не появился (впрочем, еще неизвестно, насколько эффективным оказался бы он в этом случае).
Каза разбогател и сразу приобрел повадки солидного пожилого человека. Он расточает всем подарки: Сильвии Баллетти, своей драгоценной Манон, которая скоро устанет ждать и выйдет замуж по-человечески. Что положено делать богачу? Обзавестись загородным домом — и вот он найден в парижском предместье Малая Польша. Дом называется «Щегольская Варшава». Кухарку зовут Ла Перль [31] .
31
От франц. la perle — жемчужина.
«Благодаря мне Малая Польша очень скоро сделалась знаменитой. Шли разговоры о тамошней отменной кухне. По моему приказу кур держали в темном помещении и откармливали рисом, мясо их от этого становилось белоснежным и нежным на вкус. Совершенства французской кухни дополнил я всем самым изысканным, что мог позаимствовать из лакомых яств прочих европейских стран… Я тщательно подбирал крут гостей, которых приглашал на изысканные ужины, и они видели, что мне самому было тем приятнее, чем большее удовольствие получали они. Наизнатнейшие и весьма изящные дамы являлись с утра погулять по моему саду в сопровождении неискушенных и не смевших рта раскрыть юнцов, я же, делая вид, будто не замечаю этих кавалеров, потчевал всех свежими яйцами и сливочным маслом… Поил вволю задарским мараскином, и так далее…»
Примечательно, что в позднейшие времена по всему миру откроется множество ресторанов «Казанова» (я видел даже названную так забегаловку фастфуд в Праге), а в супермаркетах будут продаваться разрекламированные в глянцевых журналах книги «Кухня Казановы». Каза превращается в торговую марку. И в самом деле, он заводит мануфактуру набивных шелковых тканей с двумя десятками работниц, которые, разумеется, все по очереди перебывали в его постели, дабы получить в награду хороший куш. Вообще женщины все больше начинают заботиться о том, чтобы выгодно себя поместить, и их нетрудно понять. Была даже какая-то неприятная история с неудачным абортом, Джакомо рассказал ее довольно подробно. Речь шла о некой XCV, Джустиниане Уинн, англичанке (Каза называет ее просто «Мисс»), которой он хотел помочь, с тем чтобы потом самому ее соблазнить. В результате на него подала жалобу повитуха, так что он еле выпутался, пустив в ход все свои связи. Вот он ненадолго увлечен женою лавочника («мы провели три часа в восхитительных безумствах»), но и тут оказывается замешан денежный интерес. «Я вел жизнь счастливого человека, но счастлив не был». Он упоминает о гомосексуальности герцога д’Эльбефа, но явно многого недоговаривает — в его бумагах в Дуксе найдены, видимо, непригодившиеся заметки: «Моя любовь с миньоном герцога д’Эльбефа», «Педерастия с Базеном и его сестрами»; «Педерастия с X в Дюнкерке». Это доказывает, что Каза был гетеросексуалом не просто по инерции, как принято считать, и тем интереснее выбор, который он делал с полным знанием предмета. Непристойный, бесстыдный Каза.
Коммерческие дела идут из рук вон плохо (похоже, коммерсант приложил для этого все старания). Джакомо арестован за долги, и снова выручили влиятельные друзья.
«Заключение, хотя и недолгое, отвратило меня от Парижа и заставило до скончания дней бесповоротно возненавидеть всяческие процессы»*.
Хорошо, конечно, иметь деньги и власть, но они приносят разочарование. В то время наш философ был вовсе не настроен sequere Deum.
«Все предопределено, мы не вольны в поступках, которые совершаем. И стало быть, все самое важное, что приключается с нами на свете, непременно должно случиться. Мы всего лишь мыслящие атомы, что движутся туда, куда несет их ветер».
В Германии Казе не везет. В Кельне он встречает г-жу X., красотою равную Олимпии Ариосто, но, чтобы овладеть ею, приходится идти на самые изощренные военные хитрости: скрючившись, сидеть пять часов в исповедальне запертой церкви, затем ждать на лестнице, ведущей из ризницы в покои дамы. И вдобавок стараться не разбудить спящего рядом мужа. Усилия вознаграждены, но слишком дорого далась награда. В Штутгарте Каза постоянно проигрывает. Все как-то не ладится. Скорей в Швейцарию!
В Цюрихе он переживает нравственный перелом: «Высшее из всех благ — полное спокойствие».