Казанскй треугольник

Аввакумов Александр

Он лежал на диване и вспоминал вчерашний вечер, нового друга Андрея. Они встретились в ресторане Молодежного центра. В начале застолья он контролировал себя, старался меньше пить и больше слушать рассказы Андрея, как он отбывал небольшой срок в колонии Мордовии. Андрей все рассказывал и рассказывал, каждый раз подливая в рюмки водку. И Максим потерял контроль, вслед за Андреем стал опрокидывать одну за одной.

Максим помнит, как подозвал официанта, рассчитался за обоих и направился к выходу, как Андрей помогал ему получить пальто в гардеробной. Как надел пальто и вышел на улицу. Холодный ветер с Казанки слегка освежил его. На какой-то момент стало лучше, предметы один за другим стали вставать на свои места.

Подкатившийся приступ тошноты заставил его свернуть за угол ресторана. Пройдя метров тридцать, Максим уперся в деревянный забор частного дома. Он двинулся вдоль забора и оказался в кустах. Засунув в рот два пальца, искусственно вызвал рвоту. Потом постоял минут пять и побрел в сторону остановки.

Троллейбус ехал медленно, изредка останавливаясь на Ленинской дамбе.

«Куда ехать, — думал Максим, — домой?»

Ему не хотелось волновать мать. Он никогда еще не приходил домой в таком состоянии. И решил ехать к Лиле.

Что произошло ночью, помнил плохо. Максим обратил внимание, что Лиля ведет себя не так, как прежде. Ее молчание становилось невозможным.

— Ты что молчишь? Если я виноват — скажи, а в молчанку играть не надо.

Извиняться, не зная за что, не входило в его правила. Он редко просил прощения — где-то прочитал, что извинение — не что иное, как проявление слабости. Сильный всегда прав, это был девиз его жизни.

Максим со школьной скамьи усвоил правило, что слабых бьют. А чтобы тебя не били, ты должен быть сильным.

«В чем сила?» — часто думал Максим. Для отдельных людей сила заключалась в правде, а для него — в деньгах. Деньги, считал парень, давали людям независимость в суждениях и поступках, и Максим всеми силами стремился к такой независимости.

* * *

Вот и сейчас, наблюдая за Лилей, Максим видел красные от бессонной ночи и слез глаза. Расспрашивать ее, а потом утешать он не хотел. Лиля молчала, молчал и он. Молча выпил чай, поблагодарил за ночлег, прошел прихожую и стал одеваться. Рукав у пальто был испачкан мелом, и он попросил щетку. Лиля нагнулась и, достав щетку из тумбочки, передала ее Максиму. Минут пять она наблюдала, как он чистит рукав, а затем, взяв щетку, почистила и полу пальто.

Уже в дверях он обернулся, хотел что-то сказать, но, махнув рукой, вышел за дверь.

«Вот и все», — подумала Лиля. К ее горлу подкатился ком. Слезы вновь, предательски потекли из глаз. Не думала она, что их отношения закончатся так.

«Да, — вспомнила она слова Максима, — бизнес есть бизнес, он не терпит слабых. В нем все решают деньги, деньги и деньги, и ничто другое. Любовь и сострадание в бизнесе не живут. В бизнесе живут волки. Чем матерей волк, тем он успешней».

Лиля в окно смотрела вслед Максиму. Она все понимала, но сердце отказывалось верить тому, что произошло. Все смотрела и смотрела, слезы катились по ее щекам, они были горькими, какими бывают слезы утраченной любви. Максим уходил не оборачиваясь.

* * *

Он шел, не замечая плотную стену прохожих, голова не соображала, пронзительный ветер продувал осеннее пальто, колени не гнулись, зубы выбивали отвратительную дробь. О Лиле он не думал.

Пошарив по карманам, Максим нагреб около десяти рублей и зашел в магазин. У прилавка висело объявление, в котором большими буквами было написано, что водку продают после одиннадцати. Часы показывали половину девятого.

Максим стоял у водочного отдела. К прилавку подошла крупная женщина в грязном белом халате. Ее пальцы были увенчаны золотыми кольцами, а в ушах висели массивные золотые серьги:

— Что нужно? Читать не умеешь?

Максим посмотрел на нее и тихо попросил продать ему бутылку.

Продавщица глянула так, словно перед ней был марсианин.

— Ты что, не понял? Посмотри на часы! Если не уйдешь, я вызову милицию, она разберется! — с явной угрозой произнесла продавщица.

Она еще раз внимательно посмотрела на покупателя — видно, что тот мучается с похмелья, жалко, конечно. Но он хорошо одет и не похож на пьяницу. Боясь провокации ОБХСС, она решила не рисковать.

Максим вышел, и новый приступ боли пронзил его голову словно иглой. Максим зажмурился и тихо застонал. Ему казалось, что пережить это невозможно. Один за другим накатывали приступы тошноты.

Максим присел на бетонный блок и стал осматривать всех, кто стоял у магазина. Неожиданно к нему подошел мужчина. Он выглядел неважно. На нем было старое осеннее пальто, а на голове вязаная спортивная шапочка с надписью «Спартак — чемпион». По всей вероятности, местный пьяница. Он сочувственно посмотрел на парня и, заикаясь, произнес:

— Болеешь? И я болею. Тебе бы похмелиться, а то можешь ласты склеить. Так бывает. Мы-то народ привычный, а ты, гляжу, в первый раз? А вдруг у тебя слабое здоровье, вот и сыграешь в ящик. Раньше Максим на такого даже не глянул бы, считал ниже своего достоинства. Теперь ясно понял, что его спасение в руках этого оборвыша. Он достал деньги и, не считая, передал ему. Мужик быстро исчез в дверях магазина.

Он появился минут через пять. В его помятом пакете, судя по объему, находилась не только бутылка, но и закуска. Он знаком показал, чтобы парень шел за ним. Зайдя за угол, они сели на лавочку. Пока Максим открывал водку, мужчина достал из кармана грязный стакан. Максим налил граммов пятьдесят, ополоснул емкость и лишь потом налил себе от души.

Максим поднес стакан ко рту. В нос ударил невыносимый запах водки. Закрыв глаза, он залпом выпил. Водка обожгла все внутри, надо было закусить. Он с трудом проглотил кусок хлеба и, не попрощавшись, побрел дальше. Его собутыльник кричал и благодарил за водку, но он уже не слышал. Боль медленно отпускала. С каждой минутой становилось легче.

Максим пришел домой около десяти часов утра. Мать всю ночь не спала. Взглянув на Максима, она все поняла. Он прошел к себе в комнату, разделся, лег и моментально заснул. Проснулся от прикосновения матери. Она говорила, что пришли друзья. Пришлось умыться и выйти. Ему было значительно лучше, голова уже не болела. Единственным напоминанием являлся противный привкус во рту. Олег предложил прокатиться. Одевшись теплее, Максим вышел из дома.