Каждые пятнадцать минут
Шрифт:
– Мои поздравления. – Эрика совсем не удивлял тот факт, что у Макса повышенный интеллект, это довольно часто сочетается с ОКР. Ему нужно было узнать побольше о семье Макса. – А как же тебе удается заботится о бабушке во время учебы?
– Да так же – перед уходом, каждое утро. Она не может есть нормальную еду последние несколько месяцев из-за этого рака, поэтому я делаю ей пюре в блендере… делал. – Макс показал жестом, как работает блендер. – Она не может проглотить ничего, если не перемолоть, ей даже воду трудно глотать. И все это кладу в пакет.
Эрик понимал, как это обременительно, учитывая, что ведь это каждое утро, а потом надо идти в школу – и так в течение всего учебного года.
– А вечером? Ужин?
– Тоже я делаю. Делал.
– А что твоя мама? Она помогает?
– Вы издеваетесь? – Взгляд Макса был полон презрения. – Она пьет. Она то работает, то не работает, и вечно с этим мужиком. Он живет в городе.
– А отец? Он есть в вашей жизни? – Эрик уже знал ответ от бабушки Макса, но хотел услышать, что скажет ему сам Макс.
– Нет. – Макс захватил прядь волос и начал быстро накручивать ее на палец. – Он ушел, когда я был маленьким. Он тоже был пьяница. Я его почти не помню.
Эрик уже понял, что это был классический случай, когда родители отказываются от своих ролей и меняются местами с детьми.
– Сестры, братья – есть?
– Нет, только я. – Макс криво усмехнулся. – Красные флажки, да? Отвергнутость, проблема с матерью, проблема с отцом?
Эрику не хотелось поощрять эту тягу Макса ставить самому себе диагнозы.
– А ты пьешь? Употребляешь что-нибудь?
– Нет.
Эрик посмотрел ему прямо в глаза.
– Мне ты можешь сказать.
– Ладно. Я немного выпиваю и пробовал травку, но бросил.
Эрик сделал пометку.
– Тебе нельзя употреблять никакие наркотики, нельзя курить траву – как страдающему ОКР. Ты понимаешь?
– Да ладно, спокойно! – Глаза Макса вспыхнули. – Я же не знал. То есть – это же уже почти законно, разве нет?
– Дело не в законности. Это лекарственное средство, а закон, как всегда, сильно отстает от науки. Так, а теперь расскажи мне о своих друзьях.
– О моих… о ком? У меня нет друзей. – Макс усмехнулся, но радости в его смехе совсем не было.
– Знакомые? – Эрик чувствовал к нему глубокое сочувствие, но старался не терять профессиональную беспристрастность.
– Да нет. То есть… мне трудно даже просто разговаривать с людьми… в реале.
– В реале?
– В реальной жизни. У меня есть виртуальные друзья, я геймер. Хардкор.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «хардкор»? Сколько часов в день ты играешь? – Эрик припомнил, что бабушка Макса уже говорила ему об этом в больнице.
– Я… много. Много играю. – Макс бросил взгляд на часы.
– Много – это сколько? Здесь можно говорить правду – здесь нет представителей закона.
Макс смущенно улыбнулся:
– Шесть часов ночью, ну… допоздна.
Эрик пометил себе: «геймер».
– Ты ходишь в какие-нибудь кружки, спортивные секции, в школе, например?
– Я похож на спортсмена? – Макс снова усмехнулся, довольно нервно.
– Ну, а кружки по интересам? Клубы?
– Я «ботаник». Жаль, что нет специального кружка для «ботаников», правда? – Макс улыбнулся с сожалением, и Эрик улыбнулся ему в ответ, стараясь смотреть ему прямо в глаза, пока парень не отвел взгляд.
– Что для тебя школа?
– В каком смысле?
– Как проходит твой типичный школьный день? Тебе одиноко?
– Я один, но это и хорошо. Мне нравится одиночество, потому что никто не видит, как я стучу себя по башке.
Эрик сочувствовал ему всей душой: уж он-то знал не понаслышке, каким одиноким тебя делает душевная болезнь, как она заставляет тебя прятаться от всех.
– Над тобой издеваются? Смеются?
– Да нет. – Макс снова взглянул на часы. – Меня просто не замечают.
– Как это?
– Да как… вот, например, моя группа по испанскому языку устраивала вечеринку на Хэллоуин – и я пришел в костюме Человека-Невидимки, ну как в том старом фильме. Это была Булина идея, она любит это кино. Ну вот, я напялил солнечные очки и плащ. И забинтовал лицо – белым бинтом. – Макс показал, как он это сделал, жестом. – И… никто не заметил. Правда, смешно?
Эрик слушал и делал пометки. Ему было тяжело от понимания, какая бездна одиночества скрывается под этими словами, сказанными с преувеличенной непринужденностью.
– А учителя? У тебя есть любимый учитель? Кто-то, с кем ты близок?
– Нет. Они все нормальные, кроме преподавателя литературы – она сука. – Маленькая рука Макса взметнулась к губам, прикрывая рот. – Ой… извините, я ведь могу здесь так выражаться?
– Разумеется.
– Ну так вот, я одиночка – если говорить о социализации. Так что тут и говорить особо не о чем.
– Если бы тут говорить было особо не о чем, я остался бы без работы. – Эрик пытался снять напряжение, заставить Макса улыбнуться, но Макс не поддавался. – Давай вернемся к вопросу о том, как ты чувствуешь себя в обществе. К твоей отдельности.
– Ну, как… не могу сказать, что меня это совсем не волнует, но я все равно ничего не могу с этим поделать, уже поздно, – лицо Макса потемнело, и он снова бросил взгляд на часы. – Я думаю, так получилось из-за того, что мне дома было очень плохо, мать пила… И я не умею заводить друзей. Ведь когда кто-нибудь становится твоим другом – он ждет от тебя в ответ, что ты станешь его другом, а я всегда знал, что не смогу этого сделать, поэтому сразу просто избегал всех. И потом – вы же знаете, в старшей школе все объединяются в группы: спортсмены, наркоманы, хипстеры, мажоры, неформалы, черные, горячие цыпочки, давалки, которые считают себя горячими цыпочками… Я ни в одну из них не вписываюсь – я вне.