Каждые пятнадцать минут
Шрифт:
– Значит, ты преследовал ее до самого дома? – В голосе Эрика звучало осуждение, он беспокоился теперь уже не только за Макса, но и за Рене. В свой блокнотик он записал: «Ждал ее около работы… слежка? Тарасов?»
– Ну не совсем… что ж, я знал, что вы так скажете. – Макс подался вперед в своем кресле, вид у него был очень несчастный. – Но это совсем не то, клянусь вам, я не подглядываю за ней, не слежу или что-то в этом роде. – Он посмотрел Эрику прямо в глаза.
– А чем это отличается от слежки?
– Когда следят – собираются причинить вред или сделать что-то плохое, а я никогда не сделаю
– И Рене тоже всегда в телефоне?
– У Рене много друзей, она симпатичная и популярная. Так уж устроены девушки – особенно симпатичные, они не расстаются со своими телефонами. А когда она говорит за рулем, она подвергает себя опасности. – Макс нервно теребил пальцы рук. – Я не хочу причинить ей вред – я хочу ее защитить.
– Тогда нарисуй-ка мне картинку. Ты едешь в машине, сразу за ней или в паре машин от нее?
– Ну да, и все! Я держусь на расстоянии взгляда, просто чтобы знать, что с ней все в порядке.
– И как это может ее защитить?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду – то, что ты делаешь… если она говорит по телефону, а ты едешь за ней… как это может ее защитить?
– Ну… я просто ее вижу. Я смотрю на нее, чтобы знать, что с ней все в порядке.
– Раньше ты так делал?
– Да. – Макс вдруг выпрямился.
– Сколько раз?
– Два. Я ездил за ней дважды.
– А к ее дому ты ездил? – Эрик сделал пометки.
– Да.
– Сколько раз?
– Много. – Макс проверил часы.
– Ты хочешь ее обидеть?
– Нет, ни за что. – Глаза Макса округлились и вспыхнули от возмущения. – Это мерзко! Наоборот, я еду туда, чтобы убедиться, что ни я, ни кто другой не сможет ее обидеть!
– Макс, когда-нибудь… раньше, в прошлом… ты ударил кого-нибудь? Может быть, подрался с кем-то? – Эрик всерьез начинал опасаться за безопасность этой девочки.
– Нет.
– А как же потасовки в школе?
– Вы издеваетесь? – В голосе Макса звучала ирония. – Никогда. Мне дорога моя задница.
– Ты когда-нибудь ломал что-нибудь, когда злился?
– Нет.
– А как насчет жестокости – ты никогда не проявлял ее?
– Нет, нет!
– А к животным? Может быть, кошки или другие домашние питомцы?
– Да вы серьезно, что ли? Вы меня сегодня просто удивляете, доктор Пэрриш! – Макс отшатнулся, возмущенный, а Эрик внимательно изучал его взглядом. Он напряженно размышлял: Макс взял телефон девушки и преследует ее до дома – это нехорошо. Но он никогда не пытался прибегнуть в отношении нее к насилию. Логика Макса была Эрику понятна: это только защита, а вовсе не преследование. Выглядел Макс при этом искренним, что, конечно, не значило, что его поведение не представляло собой угрозы, но и повода для того, чтобы пытаться определить его в стационар или доносить в полицию, пока явно не было.
– Я спрашиваю потому, что беспокоюсь за Рене.
– Я ехал за ней не из плохих побуждений, я хотел только убедиться, что с ней все в порядке. Я не какой-нибудь там крипер [9] или еще кто, совсем наоборот! Я… я ее ангел-хранитель, что ли. Я за ней присматриваю – и ей нужно, чтобы я за ней присматривал.
– Значит, ты считаешь, что нужен ей. – Эрик заглянул Максу в глаза, и на секунду ему даже удалось задержать взгляд мальчика.
– Да, я ей нужен.
9
Персонаж игры «Майнкрафт».
– И это не наводит тебя ни на какую мысль? Не напоминает ничего – из того, о чем мы говорили?
– Нет. Что вы имеете в виду? – Макс снова посмотрел на часы.
– Я имею в виду твою бабушку.
Макс отшатнулся, округлив глаза.
– Доктор Пэрриш… я вижу разницу между Рене и моей бабушкой. Это уже слишком.
– Я понимаю. Но твои чувства – они ведь те же самые, ты не находишь? Попытайся ответить на мой вопрос. Когда ты волнуешься о бабушке – беспокойство о Рене тоже растет или становится меньше? Не получается ли так, что чем больше ты волнуешься о бабушке, тем больше ты волнуешься о Рене?
Макс моргнул.
– Вы… думаете?
– Ты мне скажи.
– Может быть… что-то типа того… я думаю – да, так и есть.
– Как ты думаешь – ты бьешь себя, чтобы ничего плохого не случилось с другими, с Рене и твоей бабушкой, например?
– Я думал об этом, но какова бы ни была причина – это не меняет сути дела, вообще ничего не меняет. Я по-прежнему хочу себя ударить. Я должен себя ударить. Прямо сейчас, я знаю – уже почти пора. – Макс посмотрел на часы, волосы упали ему на лицо. – Да, ровно пятнадцать минут. Я должен стукнуть себя и назвать цвета. – Макс ударил себя в висок правым указательным пальцем, губы его беззвучно шевелились. – Вот так.
– Это помогает?
– Да не очень, не то чтобы мне становилось гораздо лучше от этого. Уже не становится – а раньше становилось. Я и говорю: мне становится хуже, поэтому я и пришел к вам. Мне приходиться делать это, чтобы не сойти с ума.
– А что насчет твоей навязчивой идеи о Рене – той, о которой ты рассказывал мне вчера? Что ты боишься причинить ей вред?
– Вчера вечером и ночью эти мысли опять приходили, и я очень переживаю, волнуюсь, что могу как-то ей навредить.
– Какие именно мысли?
– Ну как обычно… как я вам вчера рассказывал. И утром тоже. Это меня нервирует, я волнуюсь, что… ну, что меня не будет рядом и кто-нибудь причинит ей вред… – Речь Макса становилась все быстрее, словно за ним кто-то гнался: – Или я вижу ее лицо и шею, и эту цепочку с ромбиком… и потом – мои руки у нее на шее, давят, давят… Меня это так расстраивает – то, что подобные идеи приходят мне в голову и я не могу их остановить, это как ночной кошмар, только я не могу проснуться, и снится он мне по десять раз на дню или даже двадцать, и ничего с этим нельзя поделать, совсем ничего, никакие удары по голове и цвета радуги – ничто не помогает мне снять это напряжение в голове. – Макс глубоко вздохнул, пытаясь унять волнение. – Я так больше не могу, доктор Пэрриш. Правда – не могу. Я хочу, чтобы это кончилось. Это должно кончиться.