Каждый дар – это проклятие
Шрифт:
– Интересно, проводились ли какие-нибудь исследования, подтверждающие, что ты самая сексуальная женщина в стране? – спрашивает Ро, покручивая прядь моих волос, пока я лежу, положив голову ему на грудь.
– Таких исследований всегда не хватает, – отвечаю я, очерчивая круг на его коже. – Для них так трудно найти источники финансирования.
– Очень жаль.
– Я знаю. Подумай только, сколько всего мы могли бы узнать.
Ро целует меня в макушку.
– А тебе нравится получать комплименты, не так ли, Мэйв Чэмберс?
– Вообще-то я не так уж и часто получаю их.
Раньше я действительно была
– Как ты думаешь, она придет?
– Домохозяйка?
– А кто еще?
– Не знаю.
Такое ощущение, будто мы очень долго ждали материализации этой угрозы. Может, она мертва. Или теперь, после того как Колодец запечатан, ей не хватает энергии для воплощения.
Мы уже столько раз делились этой теорией между собой, что она превратилась едва ли не в сказку на ночь, которая успокаивает и помогает заснуть.
Я поднимаю голову.
– У тебя комки от подводки, – говорю я. – Как будто козявки прямо под глазами.
– Фу, убери их.
Я нежно провожу мизинцем под глазом, собирая комочки туши, и показываю их Ро.
– Загадай желание. Рождественское желание.
Но вместо того, чтобы загадать желание, Ро просто притягивает меня ближе. Может, это и есть желание. Трудно сказать. Я кладу голову ему на грудь и пытаюсь прислушаться к тишине. Иногда я убеждаю себя, что она все еще где-то здесь – сестра Ассумпта, я имею в виду. Я не всегда прихожу сюда, чтобы встретиться с Ро. Иногда я прихожу одна, чтобы почувствовать ее.
Однажды я попыталась объяснить это Ро, но он не впечатлился.
– Значит, по твоим словам, мы занимаемся сексом на глазах у мертвой монахини?
– Да нет же! – взорвалась я. – Что ты выдумываешь!
– Это ты выдумываешь.
Но мне нравится думать о ней; нравится представлять, что она осталась здесь, чтобы защищать Килбег с помощью вплетенных ею в ткань реальности нитей, пока о ней постепенно забывают. Закрыв глаза, я сосредоточиваюсь, и мне кажется, что почти могу связаться с ней. Нить сенситивности, связывающая меня с Аароном, должна была существовать и между мной и сестрой Ассумптой. Я пытаюсь нащупать ее. Не знаю, какое именно меня охватывает чувство – что-то сверхъестественное или странное постороннее горе, но иногда кажется, что я ее чувствую. Чувствую некое присутствие. Нечто.
И тут слышится звук. Точнее, шаги по половицам.
Мы оба вскакиваем. Я инстинктивно хватаюсь за одеяло, вдруг остро осознавая, что из одежды на мне только носки.
– Что это было, черт возьми?
Ро быстро натягивает джемпер и нижнее белье, потом поворачивается и пытается успокоить меня.
– Это не Домохозяйка. Она ведь не вламывается в дома, правда?
– Нет, – отвечаю я, все еще напуганная. – Наверное.
Джемпер Ро изумрудно-зеленый и настолько свободный, что спадает с плеча, обнажая его.
– Похоже, нам послышалось. Вернись на диван, – быстро произношу я.
– Когда это в фильмах ужасов слова «нам послышалось» действительно означают, что героям послышалось? – спрашивает Ро, натягивая джинсы.
Раздается еще один стук. На этот раз ближе. Я начинаю жалеть о своих попытках связаться с призраком сестры Ассумпты.
–
– Я пойду проверю.
– Не бросай меня!
Но Ро уже на полпути к выходу, поэтому я быстро надеваю свою одежду и иду следом. Обогреватель тихо потрескивает, а я думаю: «Если я потеряю единственное хорошее, что осталось в моей жизни, я точно сойду с ума».
3
Я ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ НАДЕЛА ОБУВЬ. КОГДА МЫ оказываемся в коридоре, я чувствую, что мои носки пропитались пеплом, пылью и прочим мусором. Маленькие щепки, крошечные камешки, которые каким-то образом проникли внутрь.
– Звук был сверху, – говорит Ро, ставя одну ногу на ступеньку и закрывая глаза. – Постой.
Я наблюдаю, как он погружается в свой дар, разговаривает с домом, с трубами, с проводкой.
– Возьми меня за руку.
Я переплетаю свои пальцы с его. Он ведет меня вверх по гниющей лестнице, переступая каждую предательскую ступеньку и убирая руку с перил в тех местах, где они могут сломаться.
– У тебя дрожит рука, – замечает Ро. – Ты ведь не очень-то боишься?
– Нет, – отвечаю я неубедительно.
– Наверное, это сквоттеры [2] . Жилищный кризис, понимаешь ли.
Но Ро не разговаривал с Дори на похоронах. Ро не видел, какое удовлетворение мелькало в ее взгляде, как будто она предвидела все заранее. В тот день в ее голосе не было ни капли сомнения. Что, если это все? Конец?
– Ро, – обращаюсь к нему я. – Я люблю тебя, слышишь?
– Что?
2
Лица, самовольно заселяющие пустующие, незаселенные здания или помещения, не являющиеся собственниками или арендаторами, также не имеющие иных разрешительных документов.
– Если что-то случится, я не хочу, чтобы наш последний разговор был о мусоре в глазах.
– Ладно, Мэйв, я тоже тебя люблю.
Но тут раздаются еще звуки – топот ног, потом как будто кто-то двигает мебель, после чего опять как будто кто-то шагает. Рука Ро напрягается. Я чувствую, как он думает: «Может, там ничего и нет».
Мы поднимаемся по лестнице дальше. Вот мы уже на втором этаже. Я вспоминаю, как за несколько минут до урока делала домашнее задание по географии на лестничной площадке, положив тетрадку на приподнятую ногу. Фиона меня поторапливала. Это было всего семь месяцев назад. Неужели так много всего изменилось?
Мы доходим до двери класса 3А, и у нас уже нет никаких сомнений, что за ней кто-то есть.
– Подожди, – шепчет Ро.
Оглядевшись по сторонам, он приседает рядом с неработающим радиатором, одним из тех, на которых я сидела зимними месяцами, и проводит рукой по тонкой медной трубе, которая соединяет его со стеной.
– Давай, милая, – шепчет он.
И труба, взвизгнув, оказывается в руке Ро. Он сосредоточенно рассматривает ее, и она медленно сгибается в форме ломика.
– Ты только что сделал оружие из трубы радиатора? – шепчу я.