Каждый мечтает о собаке
Шрифт:
— Девочки, эти мальчишки ничего не понимают, — сказала Зинка. — Значит, когда я их увидела, перебежала на противоположную сторону, обогнала, стою жду… Девочки… — Зинка закатила глаза. — Девочки… Она необыкновенная. Туфли — во! Двенадцать сантиметров. Разумеется, шпильки. Чулки черные. Представляете, девочки? Черные-пречерные. А юбка красная, и в складку, в складку…
— Ну и умора, — сказал Иван. — Попугай. «Юбка красная, чулки черные»! — передразнил Иван Зинку.
— Не вижу никакой уморы, — ответила Зинка. — Девочки, а он смотрит на нее, смотрит, совсем близко от меня прошел и не заметил. По-моему, он просто влюбился…
— «Влюбился»! — сказал Иван. — Чтобы Капустин влюбился, никогда не поверю.
— Просто смешно, — подхватил его подпевала Рябов. — В наше время можно придумать что-нибудь поинтереснее.
— Ах, вот как!… — Глаза у Зинки стали узкие-узкие. — В наше время можно придумать что-нибудь поинтереснее… — Она подошла к Ивану. — А мне, например, одна девочка говорила, что снится тебе по ночам. Отчего это?
Кто-то хихикнул, а потом в классе стало тихо-тихо. Все уставились на Ивана.
— Это мне кто-то снится по ночам? — переспросил Иван.
Он встал и медленно, нехотя подошел к Зинке.
Я-то все эти приемчики знаю. Сейчас он спрячет руки в карманы. Ох эти спасительные карманы! И тут же Иван спрятал руки в карманы. Он как-то согнулся и стал ниже ростом.
— Значит, тебе рассказали, что мне кто-то снится по ночам? — сказал Иван.
— Тебе, — ответила Зинка.
— Ах, мне! — почти крикнул Иван.
И тут дверь открылась, и на пороге класса появилась Ленка. Она стояла и размахивала своей сумкой на ремне. А все смотрели на нее.
— Чего это вы все уставились на меня? — спросила она.
— Иван! — крикнул я. Испугался за Ленку и забыл, что я с ним не разговариваю.
Но было уже поздно. Иван подошел к Ленке и громко-громко, на весь класс, так, что было слышно в каждом уголке, сказал:
— Интересно, интересно, — Иван оглянулся и растянул губы в улыбочку, — кто снится мне по ночам, уж не ты ли?
Вот это была тишина. Вот это была сценка.
— Не понимаю, — сказала Ленка. — Что с тобой?
— Она не понимает, — заорал Иван, — она не понимает! — Он орал и размахивал руками.
А мне стало противно на него смотреть, подчистую Ленку предал. Я подошел к нему и сказал:
— Эй, братец-кролик, у нас такое не полагается. Понял?
— А тебе какое дело? — Он стал наступать на меня, он хотел за счет меня выскочить из скандала.
Пускай. Это все же лучше, чем то, что он налетает на Ленку.
— А тебе какое дело? Благородный Дон Жуан…
Он думал, что все захихикают на эти его остроумные слова, но никто его не поддержал. Даже Рябов.
А Ленка повернулась и выскочила из класса.
24
Весь день я звонил Ленке, хотел позвать ее к Эфэф. Я уже придумал, что расскажу ей, какой Эфэф мировой человек в домашней обстановке, но она упорно не подходила к телефону. Какая-то женщина отвечала, что ее нет дома. Тогда я позвал ее голосом девчонки, а то она, может быть, думает, что ей Иван звонит, и поэтому не подходит. Но она и на голос девчонки не подошла: не желала ни с кем разговаривать.
Кто-то позвонил в дверь. Звонок был необычный, чужой. Я открыл и обалдел. Передо мной в расстегнутом пальто, из-под которого виднелась голубая кофточка, стояла Тошка. Я так испугался, что просто захлопнул дверь, захлопнул и стою как дурак. Но она позвонила еще раз. К этому времени я немного опомнился и открыл дверь.
— Ты не думай, что я с ним заодно, — сказала она.
— А я не думаю, — промямлил я и для чего-то стал болтать дверью, точно снова ее хотел захлопнуть.
— Нет, думаешь. Я вижу по твоим глазам, — сказала она.
— Честное слово, не думаю, — ответил я и так сильно болтнул дверью, что она снова захлопнулась.
От страха, что Тошка убежит, я никак не мог открыть замок. Просто разучился. Наконец я открыл дверь. Тошка стояла в стороне, облокотившись на перила.
— Не думаешь, — сказала она, — а сам закрываешь двери.
— Это… это случайно. Они сами…
— Автоматические, что ли? Конечно, ты думаешь, что я с ним заодно.
Я промолчал.
— Ага, ты сознался, — закричала она, — но я тебе докажу! Я тебе докажу! Одевайся.
Я послушно оделся, и мы побежали. Мы бежали молча, как марафонцы, до самого их дома, проскочили мимо лифтерши, и Тошка открыла своими ключами двери в квартиру.
Потом мы, как были, в пальто, вошли в комнату Ивана. Он сидел за своим письменным столом под фотографиями своего знаменитого отца и что-то там читал. Видно, учил уроки, чтобы получить завтра очередные пятерки. А я думал, что он сейчас где-нибудь вьется около Ленкиного дома. Он повернулся к нам и стал ждать, что будет дальше.
— Так ты считаешь, что поступил правильно? — крикнула Тошка.
Мне стало ясно, что она продолжает прерванный разговор.
— Привела свидетеля? — сказал Иван. — А мне вот не хочется больше с вами разговаривать. — Он повернулся к нам спиной и взял книгу, чтобы продолжить чтение.
И тогда Тошка подскочила к столу, над которым висели фотографии ее отца, схватила одну из них и со всего маха бросила на пол.
— Ты что? — заорал Иван. — Ты что?!
Тошка схватила еще одну фотографию и хотела ее треснуть об пол, но дверь в комнату неожиданно открылась, и вошел сам знаменитый летчик. А его портрет, разбитый вдребезги, валялся на полу.
Сначала я не понял, что это он. В этом человеке я узнал шофера, которого мы вместе с Эфэф встретили на улице. Он еще тогда говорил ему: «Милый мой…» Так вот, оказывается, вместе с кем Эфэф испытывал свои самолеты!
— Он эти фотографии не ради тебя вывешивает, — крикнула Тошка, — а ради себя, он все делает ради себя!…
Кулаков-старший молча посмотрел на меня, и я так же молча вышел из комнаты.
25
Тошка позвонила мне через час…