Каждый Наследник желает знать…
Шрифт:
Караул?..
– Караул!!!
Менестрель панически задергался, силясь вырваться из гранитных объятий. Идолища оживились тоже. Одно из них сдавило запястья барда точно тисками, второе выдернуло из-под него брыкнувшиеся в негодовании ноги…
– Убивают!!! – возопил менестрель, лишенный почвы под ногами. – Помогите!!!
Словно подстегнутые его воплем, шаги по дорожке зазвучали с удвоенной частотой – видно, производящие их личности и впрямь решили откликнуться на просьбу помочь убить.
– А-а-а-а!!!.. – кончились у Кириана слова и начались буквы.
– Вон они!!! – долетело из-за дальних чайных кустов, подстриженных под табун лошадей.
– Вон они!!! – божественным эхом донеслось с неба.
– Спаси-и-и-ите-е-е-е!!! – вернулся
В следующую секунду в нескольких метрах от них завис Масдай, и с него посыпался десант – Олаф, Иван, Сенька, Агафон и даже Ахмет с церемониальным крис-ножом кочевника наголо. Истуканы, почувствовав новый источник угрозы – хоть на этот раз не королевской растительности – быстро развернулись в боевом порядке навстречу.
Иванушка у скульптурной группы захвата был первым.
– Добрый день! Не могли бы вы отпустить нашего товарища? – протянул он к ней пустые ладони. – Произошло какое-то недоразу…
Горнист ростом под два с половиной метра и шириной всего на полтора метра меньше внезапно оттолкнул коллег и ринулся вперед. Если бы не быстрота реакции Олафа, огревшего статуя по лбу топором через голову друга, Серафима могла остаться вдовой.
Искры и каменная крошка полетели из-под синеватого лезвия, монумент покачнулся, теряя ориентацию, и Сенька прыгнула, выбивая суженого с линии огня и опрокидываясь вместе с ним навзничь в лиловые лилии. А клумбу нарциссов, где мгновение назад стоял Иван, накрыл полутонной тушей контуженный горнист.
При виде первой победы конунг с радостным боевым кличем сдвинул рогатый шлем на затылок и бросился на противника, точно перед ним была не передвижная выставка скульптурно-магического искусства Атланды, а жидкий подлесок. Но опешившие было от такого нахальства идолы быстро пришли в себя и, бросив пленного барда на самого маленького флейтиста, азартно накинулись на противника.
Спасая теперь уже отряга, во фланг разошедшимся монументам ударил Иван с волшебным мечом и Сенька с калифом. Но через несколько секунд, нарушая восстановившееся было равновесие, подоспел отряд дворцовой стражи, и Агафону [7] пришлось поддержать друзей комками синего огня. Он успел отправить к небу в столбах багрового пламени тройку пьедесталов, скамейку, фонтан и беседку, прежде чем враги и друзья, спасаясь от плюющихся искрами сгустков, сбились в плотную кучу и безнадежно перемешались. А всем известно, что при отсутствии оружия или возможности его применения, но при наличии желания его применить, сеча легким движением руки превращается в энергичную потасовку.
7
Хоть и не уверенному до конца, так ли следует обращаться с имуществом и подданными их без пяти минут союзника.
В разные стороны полетели шлемы, алебарды, обувь, клочья одежды, комья земли и куски камня. Один из них ударил Агафона в ухо, оглушив на несколько мгновений. Опомнился маг уже в гуще схватки, отчаянно вопящим и мутузящим каменную спину. По его спине, в свою очередь, тоже кто-то пытался то ли постучать кулаком, то ли походить ногами. Посоха в пределах видимости не наблюдалось, и лишь периодические душераздирающие вскрики показывали, что он цел и валяется где-то под массой дерущихся.
Эссельте в истерике металась по ковру в трех метрах от земли, сжимая кулачки и грозно вопя «Стойте!» и «Прекратите немедленно!», но ни стоять, ни прекращать драку, медленно или немедленно, никто не собирался, ибо остановиться означало быть немедленно уроненным и придавленным более энергичными или воинственными товарищами и противниками.
Решил исход битвы при черемухе Масдай.
Вздохнув всеми своими кистями и не полагаясь более ни на человеческую рассудительность, ни на невозмутимость каменных истуканов, он прицелился и резко опустился на кучу-малу, накрывая своими двенадцатью квадратными метрами, принцессой, багажом и припасами всех и одновременно, словно разволновавшихся кенаров в клетке.
Как ни странно, способ помог.
Не то магия, оживлявшая природоохранных истуканов, срезонировала с магией ковра успокаивающим образом, не то завод их кончился, но памятники под ковром притихли как мыши и замерли. Зато люди принялись возиться с удвоенной силой – но уже пытаясь не поколотить друг друга, а выбраться из-под жесткой и грубой, словно наждак, основы ковра.
Первой на воле оказалась голова начальника патруля – лицо цвета приставшей к нему земли, смятый до конфигурации блюдца шлем, заплывший глаз и глаз заплывающий… встретившиеся вдруг слегка расфокусированным взглядом с другой парой глаз под разбитым лбом – на другом конце ковра.
Рука капрала потянулась за мечом – и выпустила:
– Извините, что отрываем вас от дел, но не будете ли вы так любезны подсказать, где его величество принимает дружественные иностранные делегации в это время дня?..
Через час антигаурдаковская коалиция, умывшаяся, переодевшаяся и смазавшая синяки, шишки и ссадины фирменным бальзамом Друстана, чинно сидела в королевской приемной под надзором трех десятков воинственных гвардейцев. Олаф в ставшем однорогим и однобоким шлеме гордо поигрывал пальцами на рукояти топора, Агафон снисходительно усмехался, поглаживая посох, Иван лихорадочно собирал из заготовленных кусков оправдательную речь, Эссельте и Серафима, задрав носы, демонстративно игнорировали восхищенные взгляды солдат. [8] Ахмета с Кирианом больше всего интересовали апартаменты и убранство. Первый оглядывал их слегка ревниво, сравнивая со своими покоями, второй – хищно щурясь из-под бинтов подбитыми глазами и прикидывая, что из увиденного можно будет подвергнуть остракизму в сатирическом памфлете, клеймящем позором атланское «гостеприимство».
8
Первая – в адрес своей внешности, вторая – на ажурную кольчугу цвета морской волны, тонкую и легкую, как паутинка, и прочную как молибденовая сталь – персональный подарок отца Масдая. Конечно, Олаф, Иван, Агафон и Ахмет получили точно такие же подарки, только серебристых тонов, но скромно носили их под одеждой, где им и было, по их мнению, место. Серафима же была убеждена, что прятать такую красоту от людских очей – все равно, что носить ожерелья под платьем, а кольца – под перчатками. И Эссельте, получившая от старого волшебника точно такой же дар, была единственной, кто с ней соглашался.
Впрочем, с точки зрения любого государя, обстановка и украшения королевской приемной были более чем скромные. Резные панели из мореного дуба, замысловато инкрустированный шпоном потолок, картины в деревянных рамах, мебель – удобная и красивая, но без единого признака позолоты… В доме купца, чиновника или военного такая комната смотрелась бы роскошно. Но в королевском дворце, да еще в стране, соперничающей своим богатством с самим Шатт-аль-Шейхом, видеть исключительно деревянный интерьер было странно и непостижимо. Если бы не наборный паркет из четырех дюжин сортов редчайшей древесины самых разных и неожиданных оттенков, от розового до голубого и изумрудного, в хваленом благосостоянии короля атланов можно было бы и усомниться.
Гулкие тяжелые шаги за дверью, отгораживающей зал аудиенций от приемной, заставили друзей встрепенуться и насторожиться.
– Ну наконец-то… – брюзгливо поджал разбитые губы калиф. – Заставлять нас ждать на этом дровяном складе как каких-то… посетителей… не делает чести правителю Атланды.
– Ничего, – скривился в улыбке сомнительного качества чародей. – Сейчас он искупит свою вину, распахнув собственноручно двери и объятия и сообщив, как он сожалеет о происшедшем и сгорает от нетерпения присоединиться к нам.