Каждый умирает в своем отсеке
Шрифт:
Но аварии случаются, и, к сожалению, нередко. В них, как правило, виноваты конкретные люди, до конца не выполнившие свои функциональные обязанности. И если у Андрея в первом отсеке было все нормально, то в седьмом человеческая беспечность и военно-морской пофигизм уже готовили почву для трагедии...
...На современных лодках регенерация воздуха, т.е. химическая реакция, связанная с поглощением углекислого газа и выработкой кислорода, происходит автоматически. Специальный агрегат - раздатчик кислорода — периодически подает в отсек этот важный для дыхания газ, уровень которого замеряет газоанализатор. В седьмом отсеке газоанализатор на кислород был неисправен. Об этом знали командир отсека и начальник химической службы, но, как нередко случается, им не хватило
Специалисты знают: если неисправен газоанализатор, то сам раздатчик кислорода автоматически закрыться не может. По этой причине содержание
О2 в отсеке превысило допустимые параметры и продолжало расти. Если допустимым считается уровень: 21,5% - 23% (т.е. на 0,5% - 2% выше, чем в земной атмосфере), то в седьмом отсеке он перевалил уже за 30% и продолжал расти.
При таком высоком процентном содержании кислорода любой, даже самой безобидной в обычных условиях причины было достаточно, чтобы возник объемный пожар.
И такая причина появилась в лице матроса Васи Веретенко. В кормовой части седьмого отсека он как раз в это время лениво прикидывал, что до увольнения оставалась всего неделя, а его ДэМэБовская форма до сих пор не готова. Такую форму флотские "годки" начинали любовно мастерить примерно месяца за три до увольнения. Сие облачение, сильно аляпистое и во многом отражающее эстетический вкус и интеллектуальный уровень его владельца, включало в себя несколько основных элементов.
Во-первых, брюки - ушитые впритирку на заднице, ляжках, коленях и расклешенные до 40 сантиметров снизу. Во-вторых, бескозырка типа "плевок" — маленькая, чтобы помещалась лишь на затылке, с длиннющими лентами ниже спины. На ленты навешивались огромные якоря, тайком похищенные с парадных тужурок офицеров или мичманов, что хранятся в каждой каюте. На самом "плевке" обязательно чтоб была надпись готическими буквами "Северный флот" или, еще лучше, название лодки - "Барс", "Акула", "Вепрь", "Тамбов". Надпись была особенно знатной. Ее густо покрывали лаком вперемешку со светонакопителем, заранее тщательно соскобленным с циферблатов лодочных приборов, светящихся в темноте. Веретенко уже представлял, как он небрежно рассекает в этой форме возле клуба в родном хуторе Верхнедонское, что в Ростовской области, а под руки его держат две местные первые красавицы - Валька Донцова и Танька Евстратова. Красота! Ради этих вожделенных минут Веретенко загубил не один прибор. Одно плохо - еще не готовы пышный аксельбант и погоны. По замыслу на плечах у Василия, над золоченой лычкой старшего матроса, должны располагаться буквы "СФ", также обильно покрытые "приватизированным" на лодке светонакопителем. Но их надо еще спаять, затем отполировать, а уж после этого покрывать составом.
Посему следует спешить, это его последний выход в море, так как через неделю домой - в жаркие объятья Вальки и Таньки.
Василий сладко потянулся и засунул руку за кожух кабель-трассы, где у него хранилась заветная коробочка с металлическими буквами. Полюбовавшись вволю этим произведением искусств матросской смекалки и выдумки, Веретенко включил паяльник, который захватил с собой на выход в море, и стал ждать, пока тот нагреется...
...Через полторы минуты в седьмом отсеке атомной подводной лодки уже бушевал объемный пожар большой интенсивности. Произошла разгерметизация системы воздуха высокого давления, что вызвало быстрое повышение температуры и давления. Седьмой отсек напоминал мартеновскую печь, где все живое превратилось вначале в горящие факелы, а затем в скрюченные головешки. В последние секунды жизни Вася Веретенко даже не успел понять, что именно он со своим гребаным паяльником и явился своеобразным детонатором трагедии...
...Через несколько минут на пульте вахтенного механика загорелась лампочка, сигнализирующая, что температура в седьмом отсеке больше 70 градусов.
— Что за хреновина творится, — возмутился тот. — Вахтенный офицер, запроси седьмой, что там у них происходит?
Пока безуспешно вызывали
— Нечего на меня смотреть, сам знаешь, как действовать...
— Аварийная тревога! Пожар в седьмом отсеке, — после пронзительного звукового сигнала начал приказывать командир.
Он был старым морским волком, и потому, отдавая верные и нужные команды по назначению рубежей обороны борьбы с пожаром, отсечению от аварийного отсека трубопроводов и гидравлики, продуванию средней группы цистерн главного балласта, надеясь на чудо, оттягивал команду на подачу огнегасителя в седьмой отсек. Если бы в седьмом оставались живые, то этих секунд им бы наверняка хватило, чтобы включиться в ИДА-59 и не погибнуть. Наконец Батя положил свою огромную руку на плечо командира.
— Александр Михайлович, давай... Там уже нет живых... Каждый умирает в своем отсеке!
— Подать ЛОХ (лодочная объемная химическая система пожаротушения.— АВТ.) в седьмой! — приказал командир.
Через несколько секунд токсичная газовая смесь, основу которой составляет газ фреон, начала поступать в седьмой, накрывая сверху вниз плотной шапкой пылающий отсек. Фреон уничтожает кислород, вследствие чего прекращается и горение. Но было уже поздно. Доброта и человечность командира вышли боком. Поскольку вспыхнувшей электродугой пережгло трубопровод воздуха высокого давления в седьмом отсеке, пожар был обречен перекинуться в шестой. Через несколько секунд и туда хлестнула огненная струя. Остановили правый турбогенератор. Левый заглох сам. Сработала автоматическая защита реактора, и замер гребной вал. Атомная подводная лодка потеряла ход.
Лишиться хода на глубине, когда под тобой толща воды в несколько километров, - что может быть опаснее? У лодки, не имеющей хода, исчезает подъемная гидродинамическая сила, а это означает, что субмарина может провалиться в бездну. Это хорошо понимали все, кто был в центральном посту. Пока в шестом восемь обожженных подводников вели борьбу с начавшимся пожаром, в центральном посту Батя, командир, механик и главный боцман Сан Саныч Воробьев, сжимавший "пилотский" штурвал рулей глубины, отчаянно пытались заставить всплыть в надводное положение 110- метровое тело субмарины.
Удалось. Вопреки и с помощью всех законов гидродинамики. На воле, на опыте, на мужестве и удаче они сумели спасти атомоход...
...Батя вызвал Андрея в центральный пост, когда был продут балласт и лодка уже раскачивалась на волне. Повышенная загазованность ЦП, несмотря на отдраенный верхний рубочный люк, и бледные лица штурманов, вычислителей, метристов и иного подводного люда свидетельствовали о пережитой трагедии.
— Сынок, — комдив даже в этот ответственный и напряженный момент, инструктируя своего "протеже", обращался к Андрею по-отечески, — пока помощь подоспеет, много времени уйдет. Пойдешь в разведку в шестой, вытащишь тех, кто еще жив. С ними нет связи, думаю, бились с огнем до последнего... В седьмой, приказываю, не ходить. Нет там уже никого...
В разведку ходят не только за линию фронта. Идти разведчиками в аварийный отсек кроме Андрея вызвались еще два офицера и вездесущий Сан Саныч. Главный боцман даже возмутился, когда пришлось объяснять командиру, почему он добровольно желает еще раз рискнуть жизнью и здоровьем: "А куда я Андрюху одного отпущу? Он же мне как сын. Вместе пойдем".
Перешли в четвертый отсек. Там обстановка была сносной, хотя витал крепкий запах гари. Уже в пятом пришлось надеть маски и включиться в ИПы (изолирующие противогазы. — АВТ.). Вошли в шестой. Там дела были плохие - зрелище не для слабонервных. Когда полыхнуло пламя, на моряках загорелась одежда. Живые факелы тушили и отсек, и друг друга. Везде валялись использованные красные коробки ПДУ-2 (портативное дыхательное устройство. — АВТ.), позволяющие подводнику в случае аварии до включения в ИДА выполнять первичные мероприятия по борьбе с пожаром и безопасно дышать 10 минут. Когда четверых парней вывели из отсека, то оказалось, что не одежда, а кожа свисает с их обгоревших рук лохмотьями.