Каждый умирает в своем отсеке
Шрифт:
И, конечно, на любом флотском застолье дело не столько в количестве выпитого, а сколько в общении. А это, как говорится, дело святое.
Пока закусывали, Кащеев принялся рассказывать свежий курьез о начальнике госпиталя. Недавно назначенный на должность новый начальник с первых дней своей службы принялся ратовать за порядок и дисциплину. Невысокого росточку, для солидности с бородой, он, словно живчик, первоначально носился по госпиталю, устанавливая новые порядки. Через месяц понял, что утренние доклады дежурного офицер — мол, за ночь происшествий не произошло, — мягко выражаясь, не соответствуют действительности. Вечерняя и ночная жизнь лечебного заведения шла своим размеренным чередом: некоторые врачи и пациенты при первом удобном случае остограммливались и даже ополлитривались, но все эти грубые нарушения воинской дисциплины совершались втихаря и к тому же
Больше других гуляло спецотделение. Туда, как правило, помещали командиров надводных, подводных и воздушных кораблей для ежегодной плановой проверки состояния здоровья. И они его проверяли по полной схеме и во всех режимах...
Начальник госпиталя не мог мириться с таким безобразием и потому частенько применял военную хитрость. Он, чтобы все видели, демонстративно вечером уезжал домой, там переодевался в гражданку и инкогнито возвращался в госпиталь, где ходил по отделениям и проверял, как выполняются его указания. Как-то вечером его угораздило подойти к двери спецотделения. Прислушался. Громкие мужские возгласы и задорный смех дежурной медсестры обещали богатый улов нарушителей. Так как звонок не работал, начальник госпиталя принялся стучаться в дверь отделения, но ему никто не открывал. Срабатывало его же приказание - после ужина двери отделений должны быть заперты. Наконец кто-то подошел к двери изнутри и, матерясь и сопя, принялся ее открывать. Начальник, как рьяный пойтнер на охоте, принял боевую стойку и приготовился ворваться в отделение, дабы навести ужас на нарушителей. Но...
Дверь распахнулась, и на пороге нарисовались два командира атомоходов из отдаленного гарнизона подводников. Конечно, оба подшофе. В куцей курточке и джинсах руководитель лечебного заведения признан не был, потому услышал совсем иное, чем ожидал:
— О! Боец! Подойди сюда. Будь другом, слетай за водкой, — обратился к начальнику госпиталя один из командиров, протягивая деньги. — Только быстренько! Одна нога здесь, другая — там. За 15 минут обернешься, мы и тебе нальем...
Дверь также быстро закрылась перед носом начальника, как полминуты назад была распахнута. Озверевший от гнева и подобной наглости "гонец" устроил в тот вечер экзекуцию своим заместителям и начальникам отделений, объявив "большой сбор" и подняв их всех среди ночи. Но в спецотделение начальник госпиталя избегал потом заходить, говорят, стеснялся...
...Только успели "приговорить" бутылку, как внезапно дверь палаты распахнулась и впорхнула медсестра Леночка. Бросив оценивающий взгляд своих карих глаз на стол, где визуально выпивки не наблюдалось, она тем не менее моментально определила суть происходящего действа, но виду не подала.
— Мальчики, пора принимать таблетки, — прощебетала Леночка. — Кащеев, какой у вас стул? Доктор прописал вам слабительное. Вот, возьмите.
— Ну что же это такое творится! — театрально заголосил летчик. — Только появляется в моей жизни симпатичная девушка, которой собираюсь предложить руку и сердце, она сразу интересуется моим стулом.
— Свою руку вы уже предложили жене, — отрубила Леночка. — Среди вас холостяк только он, — кивнула девушка в сторону Андрея. — В истории болезни все написано...
Когда Леночка вышла, Кащеев, улыбнувшись, посмотрел на единственного холостяка за столом.
— Ты видел, Андрюха? По-моему, эта конфетка намекнула тебе, что у подплава есть шансы. Причем неплохие.
Андрей смутился, а Кащеев принялся рассказывать очередную флотскую историю "про коварных баб"...
— Начинал я служить в Таллинне, еще советском. Был там у меня закадычный дружок — Серега Волков, — привычно принялся травить неугомонный летчик. — Нормальный мужик! Честный, порядочный. Хороший семьянин, двое детишек и молодая жена. Он от нее ни на шаг. Бывало, собираемся мы с ребятами в кабак и ему предлагаем, а он все норовит к жене смыться, так он ее любил. Посидит немного с нами и говорит: "Ребята, не обижайтесь, мне домой надо". Все честно, без прикрас и уловок. Одним словом, наш парень. Ничего никогда дурного в голове у него не было, отвечаю за свой базар. Вдруг как-то утром сообщают: Серега Волков повесился. Прямо в своем кабинете удавочку смастерил, на стул встал и - здравия желаю! К счастью, через пару секунд туда зашли наши мужики и успели его вытащить, живой остался. Что? Почему? Никто ничего не знает. Пока суд да дело, пока Серега лежал в госпитале в психиатрическом отделении, его приказом командующего уволили с флота с позором к едрене- фене! Ну, парень-то он был хороший, пришли мы его в
...Накатили еще по одной. Водка умеет развязывать язык, и потому малоразговорчивый и скромный подводник Олег Сорокин постепенно раззадорился и принялся вовсю рассказывать случаи из личной жизни. Не секрет, что в любой мужской компании действует принцип канадских лесорубов: с бабами говорят о лесе, а в лесу о бабах. Олег Сорокин исключением из правил не являлся, но, в отличие от Кащеева, он относился к тем, кто боготворит женщину и обращается с ней всегда по-рыцарски. Потому и упоминания о прекрасной половине человечества в его рассказе звучали трепетно и мажорно.
— Кто-нибудь из вас "новостройку" в заводе получал?
– Олег с интересом оглядел застольщиков. — Скажу вам, мужики, дело это насколько интересное, настолько и хлопотное. С одной стороны - все очень здорово! Новый корабль, который еще никогда не выходил в море и до тебя там никто не служил. Вся аппаратура, все механизмы - прямо от заводских поставщиков. Ты все это принимаешь и первым опробываешь. Чуть что - немедленно требуешь замены и не подписываешь акт. В отношении людей - то же самое. Формируется новый экипаж, ты подбираешь себе подчиненных. Досконально с каждым разбираешься. Тебе, конечно, пытаются всобачить тех, кто на действующих кораблях не нужен: пьяниц, самовольщиков, мордобойцев и другой корабельный неликвид. А ты видишь, что человек - дерьмо, и тут же рапорт командиру: так, мол, и так, профессионально этот матрос или старшина не может выполнять задачу государственной важности по приемке от промышленности нового боевого корабля. Никуда не деться, все ругаются, орут благим матом, но людей меняют.
С другой стороны, для того чтоб промышленность передала новый корабль флоту, нужно вкалывать, как папа Карло. Шутка ли, требуется пройти заводские испытания, ходовые, потом государственные. Короче, полный атас! Для меня было самым страшным, когда лодка уже на плаву, а туда ежедневно прутся рабочие с завода и что-то все доделывают. Особенно когда бригада женщин работает. Матросы вокруг молодых девушек увиваются, так и норовят потискать.
Однажды произошло ЧП. Тридцатилетняя баба работала в первом отсеке. Что-то ей нужно было сделать в трубе торпедного аппарата. Открыли заднюю крышку, она в аппарат по пояс влезла, а тут, как на беду, два матросика эту "камасутру" запечатлели. Подошли поближе, глядь: прямо на них огромная задница свисает, вот они, раздолбаи, и не выдержали. Один ее крышкой прищемил, чтобы назад ходу не было, а другой всю ее женскую честь наружу — и "здравия желаю". Бедная женщина в трубу кричит, а ее никто не слышит. Так эти два охламона и изнасильничали.
Скандал был огромный. Командир построил экипаж по "большому сбору" и говорит бедолаге: "Укажите нам негодяев". А она никак узнать не может: мол, у тех паршивцев тапочки были в круглую дырочку. Сами знаете, что это примета хреновая, в таких тапках на лодке весь экипаж ходит.
Но все равно вычислили тех "орлов", и они признались. Женщина смотрит на них, плачет и говорит: "Мне вас не жалко, потому что вы отпетые подонки. А вот ваших матерей я жалею и потому в суд на вас не подам..." Вот такие сердобольные бабоньки у нас в России проживают, — закончил свою историю Олег.
Последнюю бутылку приговаривали в веселом настроении. Штурман Акелов решил не ударить в грязь лицом и рассказал историю из личной жизни, которая при небольшой доработке может претендовать на сценарий для киноленты. Андрей слушал штурмана и думал: "Сколько людей, столько и судеб. Очевидно, и моя неудачная семейная жизнь может когда-нибудь стать занимательным повествованием для близких друзей. Но это если и случится, то не скоро. Пока душа болит, ее лучше не трогать чужими руками". Постепенно он увлекся рассказом штурмана и позабыл о терзавших его мыслях.