Казинодуш
Шрифт:
Тем временем разговор в беседке резко изменил направление – ожидалась ночная дискотека. Парни пожали друг другу руки и договорились о первом транше. Все на словах, никаких бумаг, юридически скрепляющих отношения.
Вечер того же дня. Большой зал. Музыка. По-летнему душно. Дискотека. Танцы. Выпито немало.
Большие Игроки делают финальную ставку дня, снова меняется узор на экране…
На дискотеке – перерыв. Народ курит на воздухе. К лесенке, ведущей в дискотечный зал, подходит тучный мужчина, известный предприниматель, чей авторитет в глазах молодого инвестора видится незыблемым. Завязывается светская беседа, парень рассказывает, что он теперь инвестор, вкладывает
– Ты счастливчик, парень, просто счастливчик!
Оба бахвалятся и цитируют Роберта Кийосаки9: инвестор – эта самая крутая позиция, лучше фрилансера или коммерсанта…
Деревянная кровать. Сонные веретена. Дрема. Сон.
Виндж довольно легко рассинхронизировался со своим временным хозяином-аватаром и тут же почувствовал глоток свободы! Клик. Виндж оказался в зале просмотра вариаций. На первом голографическом мониторе промотал диафильм жизни Андрона к финалу истории. Два года страданий. Каждому. Плюс разорение восьми человек (в историю были втянуты и все друзья и родственники обоих субъектов). Конфликты. Ссоры друзей. Попытка возбудить уголовное дело. Хищение имущества. Тысячи часов, потраченных впустую, десятки вовлеченных в холостое веретено никчемных и ни к чему не ведущих событий, умножающих страдания. Окончательное и бесповоротное банкротство.
Каждый потерял в своем развитии в среднем два года жизни. Вдобавок получил в «награду» постоянные мысли-веретена, со временем занесенные в подсознание и на оболочки душ как непройденные уроки. Попытки все восстановить оканчивались неудачами. Психологическая ловушка упорства преследовала их: они продолжали воевать и вкладывать силы в то, что потеряло смысл, и тратили жизненную энергию, пока ход времени не остановил их усилия, а вихрь событий не увел каждого к своим победам и поражениям.
Виндж полюбопытствовал: а что же Большие Игроки? На втором мониторе он заметил, что в инкубаторе Шутника появились новые сотни разноцветных уников, собранные со всех участников истории.
«Какие странные существа эти люди! – размышлял Виндж, любуясь переливающимися униками. – А ведь все могло развернуться совершенно иначе!» И он принялся считать в зале просмотров возможные финалы.
Меняю маму на авто
Клик. Тягучее утро. Сонные веретена. Пробуждение. Совершенно аморфное тело сорокапятилетнего менеджера-неудачника. «Никакого вдохновения. Опять та же клетка, неужели Большим Игрокам так нравится запирать сущности в каких-то аватарах? Безумные эксперименты, что я тут потерял?» – досадовал Виндж, паря над телом. Менеджер, свернувшись в клубок, беспокойно дремал на измятой постели. Уники внутри Винджа притянулись к жалким остаткам уников Субъекта. На этот раз синхронизация оказалась весьма болезненной: с большим трудом он вжался в микроскопическую форму остатков.
Что за тело! Пульс нестабильный, сердце стучит с перебоями. Виндж рассчитал количество сердцебиений, которое еще могло выдержать это сердце. Их хватало от силы на семь лет – а ведь менеджеру судьба изначально отпустила 67 лет! «Пятнадцать лет потеряно из-за образа жизни и неправильных мыслей, какая несправедливость!» – мелькнуло в импульсном кольце сознания Винджа.
Однако, влекомый космическим любопытством, он проник в центральную нервную систему Субъекта. «Пробежался» по нервным волокнам, дошел до нервных окончаний, понял, что импульсы проходят весьма медленно. Вот оно, угасание, словно в комнате от недостатка напряжения медленно гаснут огни…
Ноющее тело, вялый мышечный тонус – уныние и депрессивное состояние господствовали в организме. Клетки пытались донести до остатков уников информацию о разрушении и своей боли. И старели быстрее, чем было отпущено программой. Жизненная энергия давно не била ключом, а гасла. Ее остатки нещадно тратились на переживания, борьбу с ноющей застарелой болью. Через нервную систему Винджу удалось войти в обрывки мыслей Субъекта. Там явно просматривались негативные кольца: прошлые неудачи, ошибки, неверные решения. Снова и снова они программировали сознание менеджера на автоматические алгоритмы поведения неудачника.
Еще хуже обстояло дело с глубинными слоями. Там ошибки и неудачи сложились в странные неуклюжие конструкции и тяжелым грузом копились в подвалах подсознания. Вход туда напоминал темный, поросший паутиной бесконечный коридор, отдаленно напоминающий ущелье между массивами необъятных гор. Где-то там, в звенящей напряженной дали, что-то очень мощное и страшное блокировало все возможности и запрещало тягу к жизни. Ожидала же менеджера, по прогнозам Винджа, невозможность самореализации. С накопленными в течение жизни навыками и ленцой ему никак не удалось бы совершить рывок и достичь хоть каких-то целей.
Обращала на себя внимание одна и та же мысль, неустанно крутившаяся в голове Субъекта. Мать его давно и безнадежно болела, и этот многолетний изнурительный расклад изводил душу. Боль. Боль. Мама. Мамочка… Картины деревенской жизни, детская привязанность к матери, слезы расставания, когда в детстве она уезжала в командировки. Все отчетливее виделась недосказанность в отношениях с матерью, пронзившая сердце острой стрелой. Пришла пора отношений с женщинами, и были они странными, поскольку ключевым сюжетом выступала мамина история. Дамочки никак не хотели оставаться в его жизни надолго. Менеджера терзало острое желание казаться молодым и успешным. Тачка! Нужна тачка! Машина владела его мыслями как символ свободы, как возможность вырваться из захолустья, из замкнутого круга.
Психогрязь изрядно пропитала поток мыслей менеджера, этот поток загрязнил и импульсное кольцо Винджа. Часть высшего разума пыталась нейтрализовать нечистоты, другая часть чуть ли не разрывалась. «Возможно ли вылечить сознание субъекта или изменить хотя бы часть его?» – снова и снова спрашивал себя Виндж. Но эта затея казалась ему бессмысленной. Разве можно за одно мгновение изменить состояние, накопленное целой жизнью?
Тем временем мужчина потянулся, охнул и встал с кровати. Комната оклеена несвежими дешевыми обоями. Чайник с въевшимися пятнами и отбитым носиком. Менеджер нехотя глотнул из стакана вчерашний чай, поверхность подернулась пленкой. Закурил сигарету.
Из соседней комнаты раздался болезненный призыв:
– Сынок!
Он ничего не ответил.
– Сыно-о-ок! Где ты?
Он молча отсчитывал таблетки, которые матери полагалось принять с утра. Мать уже только стонала. Он плеснул воды в другой стакан и, преодолев себя, пошел в комнату, в которую так не любил заходить.
В материнской обители стояла духота и тот особый запах, который сопровождает лежачих тяжелобольных. Мать попросила открыть окно. Он впустил в комнату свежий воздух и застыл у открытой створки. По улице деловито бежал трамвайчик, куда-то спешили люди, каждый по своим делам. Как же все они счастливы, не будучи привязанными к своему дому, к таблеткам и процедурам, к этому утреннему стону! Они могут заняться другими делами, более интересными, чем ходить за больной.
Конец ознакомительного фрагмента.