Казнь в канун Нового года
Шрифт:
– И в чем же выгода, стесняюсь я вас спросить? – настороженно поинтересовалась Анна.
– Да, абсолютно во всем, – и тут слуга на ходу начал загибать пальцы и перечислять: – Во-первых, казнь проходит в городе на главной площади, что привлекает уйму горожан, а также крестьян с окрестных деревень и гостей столицы. Во-вторых, там, где суетно и многолюдно, должно быть вдоволь всевозможных напитков и угощений. Вы, наверное, слышали выражение, когда «народ требует хлеба и зрелищ». А это значит, что подобные казни способствуют процветанию уличной торговли. А отсюда и третья выгода: торговля дает возможность реализовать себя мануфактурщикам и ремесленникам – флажки, свистульки, значки с портретами его светлости
– Да уж, – сказала я.
Но тут Анна меня одернула и поспешила перевести разговор в другое русло, чтобы ни я, ни Милица в очередной раз не сболтнули ничего лишнего.
– А как сегодня себя чувствует его светлость, – осторожно стала она прощупывать почву. – В каком он настроении? И не следует ли нам готовиться к чему-нибудь эдакому?
– О, его светлость герцог Маркус Лакруа сегодня пребывает в бодром и приподнятом настроении, – как бы по секрету проинформировал нас слуга. – Он недавно с загонщиками вернулся с удачной псовой охоты, добыл кабана секача, вот с такими огромными клыками. Отчего напевает себе под нос фривольные песенки и находится в превосходном расположении духа. Впрочем, вы и сами сейчас в этом убедитесь.
Он забежал проворно по широким мраморным ступеням и распахнул перед нами высокие витражные двери. Это были не двери, а настоящее произведение искусства – кристально прозрачное стекло, ажурные рамы инкрустированы позолотой. И все это на белоснежной глянцевой эмали. Слуга низко поклонился и торжественным жестом предложил нам войти.
Затем вдруг он, видно, что-то вспомнил, хлопнул себя по лбу и виновато улыбнулся.
– Прошу простить глупого старика, так увлекся разговором, что забыл вас спросить о самом главном. Как мне представить вас его светлости? Не соблаговолите ли назвать мне свои имена, титулы, звания, род занятий?
Из всего перечисленного у нас были только имена и род занятий. Но выглядеть в глазах герцога простолюдинками в сопровождении говорящего зверинца нам не хотелось. Благо, Анна не растерялась и быстро сообразила, как представить себя и всю нашу компанию. Ведь в подобных случаях не важно, что блюдо состоит из обычных простых продуктов, и совсем не беда, что у повара руки растут не из плеч – главное это придумать блюду красивое название с претензией на вершину гастрономического чуда, да подобрать к нему подходящий соус, и успех будет вам обеспечен.
– Я Анна Андреевна Соболевская, – представилась она, в соответствии с этикетом. – Художница, специализируюсь на скульптуре, графике и живописи, преподаю изобразительное искусство юным дарованиям. Кстати, это моя ученица Аня, очень талантлива, подает большие надежды. Ко всему прочему, мы еще и путешественницы. А это наши верные спутники и проводники: лису зовут Милица, а кота… Вениамин…
Услышав, как Анна произносит его имя, он нервно зафыркал и несколько раз чихнул, словно борясь с приступом аллергии. И тут она вспомнила, он чем недавно нас просил…
– Как-как, вы говорите его зовут? – переспросил слуга, он намеренно сделал вид будто не расслышал.
Повисла неловкая пауза. Анна смотрела то на кота, то на внезапно обеспокоившегося чем-то слугу.
– Ве-ни-амин, – произнес кот, громко и по слогам, с каким-то необычным иностранным акцентом.
Пока мы шли по дорожке к поместью, он так поработал над своей внешностью и настолько перевоплотился, что теперь изменился до неузнаваемости. Вместо привычного нам бодрого, энергичного кота, сейчас перед нами стоял сутулый, обрюзгший котяра с обвисшими усами и зализанными бакенбардами. В общем, Вениамин приложил все усилия, чтобы его не узнали. И у него это не плохо получилось.
– А скажите, любезный, некий кот по имени Бенджамен, вам случайно не родственник? – поинтересовался слуга, как бы невзначай.
Кот повернул к нему голову и близоруко прищурился, словно хотел разглядеть его получше.
– Нет. К сожалению, на этом свете я одинок, как перст, – он тяжело вздохнул, словно вопрос навеял ему грустные воспоминания. – О таком, как вы его назвали, Бенджамен, впервые слышу. А вы с какой целью интересуетесь?..
– Да, так… ни с какой, – по тому, как забегали его глаза, стало заметно, что он намеренно хочет уйти от ответа. – Просто, был тут когда-то на службе у его светлости один кот, кстати тоже рыжий… Вот я и спросил. Но раз он к вам никакого отношения не имеет, то вы можете не переживать.
Что касается службы у разных господ и всяких там высокопоставленных особ, то это было вполне в духе Вениамина. В какие только переделки и авантюры он не ввязывался, путешествуя по разным мирам. И почти отовсюду ему удавалось выходить сухим из воды, да зачастую еще и с неплохим наваром. Только вот об этом герцоге Маркусе Лакруа он нам ничего раньше не рассказывал. Видно, на то была какая-то особая причина.
Торжественным шагом слуга провел нас через просторный холл и повернул в примыкающую к нему галерею. Здесь было свежо и прохладно. Высокие окна частично скрывали пурпурного цвета атласные портьеры с воздушным тюлем и оборчатыми волнистыми ламбрекенами. Возможно, это было сделано для того, чтобы уберечь от прямых лучей, развешенные на стенах картины – судя по их количеству и массивным золоченым рамам, владелец поместья был тем еще поклонником искусства и не скупился на предметы роскоши. А тот порядок, в каком была расположена эта коллекция, и как сочетались между собой полотна, говорил о том, что его светлость имел хороший вкус, и его увлечение картинами было подлинной страстью, а не капризной прихотью, в угоду аристократической моде.
– Ну, что вы готовы? – взволнованно спросил слуга, когда мы миновали галерею и оказались у дверей обеденного зала.
Это было сказано с такой интонацией, как будто нам предстоял не обед, на который нас же и пригласили – и между прочим, мы на него не напрашивались… – а словно нам предстоял выход за кулисы, за которыми нас ожидала нетерпеливая и требовательная публика, а нашей задачей было ее развлечь.
Мы дали слуге понять, что мы готовы. Он удовлетворенно кивнул. Перед тем, как направиться к герцогу, посмотрелся в большое зеркало, поправил парик, одернул камзол, разгладил широкий воротник, убедился в безупречной белизне кружевных манжет и надлежащем виде узконосых туфель с большими пряжками. В один миг озабоченность на его лице сменилась выражением безграничного обожания и счастья, и в этом новом перевоплощении он распахнул перед нами двери, вошел в помещение, почтительно и с достоинством поклонился, и громко представил нас его светлости таким выразительным голосом, от которого дикторы с телевиденья обрыдались бы от зависти и поклялись бы никогда больше не подходить к своим микрофонам, пока не достигнут такого мастерства, как у этого дворецкого.
Пока слуга громогласно объявлял его светлости: кто мы такие, чем занимаемся и откуда прибыли, я осторожно выглянула из-за его спины, чтобы хоть краешком глаза посмотреть, что же там за герцог такой… и от чего он так перед ним лебезит.
Первое, что я увидела, это был огромный стол, заставленный блюдами со всевозможной снедью. Он стоял в середине обеденного зала. Перечислять все закуски и яства не стану – это будет пустой тратой времени. Да и чему распалять и дразнить ваш аппетит – вдруг из вас кто-то еще не обедал.