Казнь в канун Нового года
Шрифт:
– Этот мир, точнее его фрагмент, – Анна указала на окружающие нас деревья, заботливо подстриженные кусты и до блеска отполированные мраморные статуи, – как ты считаешь, откуда это все появилось?
– Ну как откуда, я взяла и это все нарисовала.
– А перед тем, как нарисовать, откуда у тебя появилась сама идея? Ведь ты писала эту картину не с натуры, не с открытки и не с фотографии…
– Ах вот ты о чем, – поняла я куда она клонит. – Этот пейзаж я взяла из головы. Я же его придумала.
– Осторожно! – вскрикнула Анна, уворачиваясь от промчавшихся вихрем мимо нас Вениамина
Но они ее уже не слышали. Оказавшись на вольном просторе, после тесных квартир и прочих ограничений цивилизованного города, они хотели наверстать упущенное, и собирались носиться, как я понимаю еще долго. Либо до тех пор, пока мы их не остановим, либо пока они сами не упадут, загоняв друг дружку до изнеможения.
– Ты считаешь, что мир, в котором мы сейчас находимся… что ты его придумала? – вернулась вновь Анна к разговору.
Она попробовала оттереть от своих голубых джинсов следы красной глины и буро-желтой травы, оставленный этими рыжими шалопаями. Но убедившись, что это напрасный труд, решила оставить эту тщетную попытку до ближайшего свидания с пятновыводителем и стиральной машиной.
– Ну, да, я его придумала – подтвердила я. – Так и есть. Это же очевидно.
– Ну хорошо, допустим, – сказала она. – Если так, то пространство, в котором мы сейчас находимся, должно быть ограничено только тем, что изображено на твоей картине. Вот этими деревьями, беседкой на берегу пруда и вон той живой изгородью из подстриженных кустов. Ты со мной согласна?..
– По идее, все должно быть именно так, – сказала я, но при этом почему-то засомневалась.
– Тогда пойдем, посмотрим, так ли это на самом деле, – предложила она, указав на пригорок, где росли деревья с развесистыми кронами. – Тем более, что дорожка ведет именно туда. Если все, как ты говоришь, то дальше хода не будет и мы упремся в невидимую стену.
– А если нет…
– А если нет, тогда увидим, что нам откроется там за горизонтом. Ну, смелее. Не ужели тебе не интересно?
И мы пошли. Анна ступала уверенно, а я не очень. Но при этом я старалась от нее не отставать.
Стук ее каблуков по терракотовым плитам, звучал не то, чтобы громко, но раздавался весьма отчетливо – словно она намеренно хотела кому-то заявить о своем присутствии.
Когда мы поднялись наверх и достигли изображенных мной деревьев, я посмотрела на раскинувшуюся перед нами панораму и обомлела. Пруд, что остался внизу, с уютной беседкой на берегу, ажурными клумбами в форме раскрывшихся раковин и мраморными статуями, были лишь легкой ненавязчивой прелюдией, скромным лирическим отступлением, по сравнению с той изысканной роскошью, что царила вокруг, от горизонта до горизонта.
Акры ровно подстриженного газона пересекали сообщающиеся между собой водные каналы. Дорожки из разноцветного гравия, выложенного вензелями и замысловатыми узорами, переходили в благоухающие аллеи из фруктовых и декоративных деревьев, в тени которых стояли уютные лавочки с миниатюрными кружевными кованными столиками.
По всей площади, в разных местах я насчитала восемь бьющих фонтанов. Их украшали композиции из каменных и мраморных рыб, осьминогов, русалок, и прочей экзотической водной живности. Каждый фонтан был по-своему уникален, словно стремился перещеголять предыдущий своей изысканностью и замысловатостью композиции.
В центре ландшафта расположился огромный зеленый лабиринт, высотой в два человеческих роста, с пестрыми клумбами и густыми кустарниками, подстриженными в форме разнообразных зверей и птиц.
Но самое неизгладимое впечатление на меня произвело величественное строение у опушки леса. Огромное здание с высокими витражными окнами, фронтонами, украшенными лепниной, колоннадами балюстрад, черепичными крышами и массивными башнями с коническими шпилями.
В обе стороны центральное здание расходились на два крыла, в которых могли располагаться бальные залы – или что там еще у таких знатных хозяев бывает предусмотрено для торжественных приемов. Они соединяли основное строение с корпусами, увенчанными огромными стеклянными куполообразными крышами. По просматривающейся сквозь стекло обильной растительности: пальмам, лианам и пышным цветам, я догадалась, что это оранжереи, сооруженные для редких растений и экзотических деревьев.
Это был не дворец – дворцы, по сравнению с ним выглядят более вычурно и помпезно. На замок он тоже не тянул – тут нет ни рва, ни защитных фортификационных сооружений. А вот на дворянское поместье походил вполне. Или на какую-нибудь резиденцию венценосной аристократической особы.
– Ну, так что теперь скажешь, – спросила Анна приобнимая меня за плечи, – не ожидала увидеть такое?..
– Не ожидала, – призналась я, находясь все еще под впечатлением от увиденного. – Но, как такое вообще возможно? Ведь картинку с прудом я просто представила у себя в уме и перенесла на бумагу. А такое… Чтобы такое придумать нужна такая бурная фантазия, что у меня это даже в голове не укладывается. Ведь чтобы придумать такое чудо, я уже не говорю о том, чтобы его воплотить, нужна команда… если не целая гильдия гениальных дизайнеров, художников, скульпторов и зодчих. Это что, какое-то совпадение?
Внезапно за нашими спинами раздался шорох листвы и треск ломающихся веток… Мы оглянулись. Из кустов показалась голова Вениамина.
– Я что, что-то пропустил? О каком совпадении идет речь?..
Он с легкостью выпрыгнул из того, что еще секунду назад можно было считать цветником, отряхнулся от застрявших в шерсти травинок и принялся себя вылизывать.
Но когда его взору открылась та самая панорама, кот едва не остолбенел. Он замер на полу-движении и его глаза округлились, словно он увидел привидение.
– Ну ничего себе, ежики с рожками и без ножиков… Это как же нас сюда занесло?
Вениамин несколько раз зажмурился, каждый раз открывая глаза в надежде, что это наваждение и оно сейчас развеется. Но после того, как все осталось на прежних местах и ничего не изменилось, он брезгливо поморщился, словно проглотил неизвестно что и к тому же еще это что-то оказалось не первой свежести, пригладил лапой обвисшие усы и издал нечленораздельное мяуканье, с оттенком не то недовольства, не то обреченности.