Казнить! Нельзя помиловать!
Шрифт:
— Я написал и отправил докладную товарищу наркому… — недовольно процедил Борисов: так с ним не разговаривали даже урки в лагере… Парень кивнул, не обращая внимание на тон, и добавил:
— Сегодня, после ужина, никого из своих из барака не выпускайте и сами не выходите из барака — будьте все на виду…
— А что будет после… — начал бригадир и осёкся — из-за штабеля брёвен вышел помощник и подозрительно посмотрел на Борисова. Тот улыбнулся миролюбиво в ответ и ухмыльнулся:
— Пальцы, сука — на морозе замёрзли! Чуть в штаны не напрудил!
— Иди давай, руководи погрузкой… — проворчал, теперь уже старший охраны — брёвна сами грузиться не будут!
— Иду старшой… — примирительно ответил бригадир, метнув глазами вправо-влево: парни, стоящие перед ним исчезли, словно их корова языком слизнула! Бригадир прошёл мимо старшего охраны; тот ещё раз внимательно оглядел пространство за штабелем брёвен и не увидев ничего подозрительного, пошёл за бригадиром… Он уже ушёл за брёвна, когда раздался негромкий облегчённый вздох… А с другой стороны гигантской
Поздно вечером, смертельно уставшие и замёрзшие грузчики, нестройной колонной втянулись в лагерь. Ворота за ними закрылись… В столовой их ожидала давно уже остывшая еда: отсутствие даже одного человека поломало привычный уклад погрузки… Пять человек — если, конечно, Борисов выбрал бы самых сильных в бригаду, смогли бы грузить брёвна — хоть и с трудом. Но тогда бы нарушились привычные связи в бригадах по шесть человек и бригадир пошёл на то, что лучше задержаться, чем получить ещё одного пострадавшего. А может и двух… Шнырь на кухне (помощник повара — со слабым здоровьем или специально поставленный на это место администрацией или урками) — из симпатизирующих политическим, шепнул Борисову:
— Блатные решили сегодня устроить сходняк по вашу душу! Бригадир напрягся — меньше всего ему и его уставшим людям, нужны были разборки с блатными именно сейчас — когда все вымотались на нет… Однако делать нечего — придётся спать вполглаза… Не об этом ли предупредил его незнакомый парень?
Зря я ему свой характер показал… — подумал огорчённо бывший комбриг — он сильно рисковал, да ещё и Кольку притащил с собой! Мне бы слушать молча, а я характер свой ему показывать начал… А что это он мне дал? — прекратил бесполезные самобичевания бригадир и, сев на пол, рядом с железной печкой, открыл дверцу, разглядывая — в отблесках пляшущего пламени, слова и картинки на развёрнутом листе бумаги. Чем больше он всматривался, тем сильнее затягивало его то, что было на бумаге. Он даже не заметил, как подошёл его друг и помощник по бараку и по частым разборкам с блатными. Тоже танкист…
— Что это у тебя Мефодич? — спросил негромко приятель, присев рядом… В голове Борисова мелькнула известная в их кругу фраза: Не верь, не бойся, не проси… Он ответил нехотя:
— Да так… Наброски кое какие сделал за столько то времени… И добавил уже оживлённее, подумав — А почему бы нет?!
— Хочу свои соображения — по поводу действий бронетехники, послать товарищу наркому и товарищу Сталину… — произнёс негромко. Приятель и помощник ответил едко:
— Нужны ему твои соображения! Ты бы лучше подумал — как завтра грузить будем?! Люди вымотались как не знаю кто! А эти твари блатные в ус не дуют!!! Не отсидка — курорт для них здесь! — зло выдохнул помощник. Бригадир хотел сказать о том, что услышал от незнакомца по поводу сегодняшней ночи, но промолчал: Никому здесь не верь…
— Надо бы охрану у дверей поставить на эту ночь… — протянул он.
— А что такое? — напрягся помощник… Бригадир пожал плечами:
— Не знаю… Но что то неспокойно мне. Поставим — на всякий случай. Лучше быть не выспавшимся, но живым — чем уснуть вечным сном… Приятель кивнул: на такое трудно было возразить…
После того, как с погрузки привезли разбитого параличом лейтенанта охраны и придавленного концом бревна зека из политических — лагерный пахан разослал шнырей, чтобы те обошли всех авторитетных воров, которые находились в лагере: после отбоя сходняк… Остальных — отбывавших время на лесоповале, в то время, как мужики, выбиваясь из сил, валили деревья за себя и "за того парня" предупредили во время еды… И, после того, как по лагерю пронёсся сигнал отбоя — в барак воров, где располагался пахан, потянулись, невидные в темноте, серые фигуры… На входе их встречали личные телохранители местного смотрящего: лишним и посторонним в барак хода не было… Обсудив "мелочёвку" пахан перешёл к главной теме сегодняшней сходки — политические и их лидер — бригадир Борисов… Разгорелся жаркий спор: молодые да горячие предлагали сегодня же ночью пойти в барак к политическим и устроить там резню этим врагам народа! Более зрелые и острожные предлагали подождать и посмотреть — как лагерное начальство отреагирует завтра, на утреннем разводе, на сегодняшнее происшествие… А может и не надо никого резать… — ухмылялись они — вертухаи сами его кончат… Не смотря на жаркие споры, воры сразу же обернулись на скрип открывающейся двери в барак. Из клубящегося морозного воздуха в барак влетело два тела блатных, а за ними в воздухе мелькнули продолговатые стеклянные предметы. Раздался хруст разбитого стекла и вперед глазами растерявшихся урок вспыхнула поперёк барака огненная полоса… А затем бутылки, прилетавшие из-за огненного вала, стали разбиваться уже рядом! Вспыхнул матрац на нарах; вспыхнули нары рядом с спорящими; разлетелись огненные сгустки среди воров! Вспыхнул факелом один; заорал от боли другой: заверещал по заячьи третий! А огонь — жадный, неумолимый — быстро распространился по бараку, отрезая собравшихся от входа и жадно заглатывая всё новые и новые деревянные бруски, столы, нары, доски…
Говорят — можно бесконечно смотреть, как работают другие… Вот только бесконечно смотреть — как работают зеки на погрузке, не тянуло. Совершенно. Было стыдно смотреть. И больно…
А потому — вышли с Коляном на железку и по шпалам направились
Две пустые бутылки, оставшиеся после смешивания — тщательно протерев, закинул за сугроб метрах в 35–40 от железнодорожного полотна. Дырки, от провалившихся под снег бутылок и с паровоза не увидишь — горб сугроба скрывает… Основное дело сделали — теперь можно и передохнуть. И перекусить: и за завтрак и за обед и за ужин: там, куда мы пойдём, поужинать не получится… Перекусили плотно; "облегчились" принудительно и направились к месту разгрузки. Смотреть тут не на что: первый состав отправлен; идёт погрузка второго состава, а к месту погрузки подкатывают, гремя гусеницами и пыхтя клубами отвратительно воняющего чёрного дыма, трактора с прицепами. С них спрыгивают другие зеки и сбрасывают с прицепов брёвна на мёрзлую землю… И тут видно не равноправие: одни, стоя на верху брёвен, сталкивают их шестами, а другие — зацепив железными баграми с крюком на конце, волокут их к месту погрузки и складывают в штабеля-горки… И видно: на повозках зеки здоровые, сытые, да по сезону одетые, а тащат брёвна доходяги, одетые кто во что… Разгрузились; залезли на повозку. И тут неравенство: сытые уселись на бревно в начале повозки, за высоким бортом, а доходяги — остались стоять… Трактор, гремя гусеницами пополз по дороге к делянкам, на которых валили и обтёсывали стволы, а мы почапали — на своих двоих, следом. Что нам целый день делать на морозе — мы пойдём в лагерь. В невидимости, конечно… Там и в тепле можно пересидеть — не мешая местным… И даже на кроватях охраны в казарме полежать: в пустых бараках зеков тоже можно, но вши…
Пока охрана несла службу, Колюня успел даже поспать три часа, да и я вздремнул вполглаза… Трудно это: лежать на соседней койке, да держать парня за руку, как маленького: вдруг кто зайдёт, а на кровати спит чужой человек? А после ужина пришлось переместиться в оружейку, где в специальных стойках стоят винтовки охранников. Там хоть и холоднее, чем в казарме, но не на морозе же! Дождались сигнала отбоя и через полчаса просочились из казармы… Темно, только тусклые лампы, выхватывают местами жёлтыми пятнами света, некоторые участки территории… Нам надо к бараку воров… У входа — пара крепких парней в ватниках… Хорошо, что снег утоптан — не скрипит под ногами. Подошли, зашли за спины; разделились и несколькими ударами нейтрализовали сторожей. Можно было бы и зарезать, но кровь на снегу?!… Зашли в сени, затащив за собой сторожей… Развязали горловины рюкзаков; достали и выстроили в ряд бутылки с напалмом. Толкнул дверь в барак: внутрь влетели вырубленные сторожа, а за ними полетели бутылки с напалмом! Колюня поджигает фитиль, а я мечу горючие снаряды внутрь. Первые — веером — поближе к нам: отсекающий огонь! Звенит разбитое о стойки нар стекло; вспыхивает огонь! И следом за первыми бутылками — вглубь полетели уже остальные. Звон стекла; вспышки пламени; испуганный, злой, полный боли крик — всё смешалось в какофонию звуков! И нам пора: я захлопнул дверь в барак; Колюня припёр её плечом; я загнал под двери плоские короткие колышки… Чтобы дверь с той стороны не открыли — если кому удастся прорваться сквозь завесу огня! Последний штрих: с последней бутылки жидкость течёт на пол; в неё летит загоревшаяся спичка и Коляныч быстро захлопывает наружную дверь. Всё — теперь сгорят и колышки-стопоры… И — ходу от барака; в окнах барака заплясали отблески пламени, но часовые пока ещё тревогу не поняли. Хотя… — со звоном разлетелись стёкла в окне барака! Но в нём — решётки, а приток свежего воздуха — так просто подарок для уже ревевшего, как дикий зверь, пламени… ТРЕВОГА!!! Засуетилась, забегала охрана; внутрь зоны втянулся весь состав охраны, ощетинившись винтовками! А пламя уже вырывалось из разбитого окна; из под дверей в барак; чёрный дым валил из всех щелей… Кто куда, а мы — в казарму охраны: в ближайшие пару часов здесь точно никого не будет. Можно будет и вздремнуть…
Утром — на разводе, начальник лагеря — злой, потому что не выспавшийся, а больше всего потому, что "разгребать" последствия этого пожара придётся лично ему — со всеми, вытекающими из него последствиями! Хорошо ещё… — видел он, что в огне пожара сгорели только авторитетные урки, а работяги и политические — те, которые дают план по заготовкам — стоят в строю…
Гражданин майор… — раздалось из строя… Кто там посмел рот раскрыть без разрешения?! Ну конечно — Борисов… Этот бывший комбриг всё больше и больше завоёвывает авторитета в лагере: претензий к нему со стороны администрации нет, хотя на сотрудничество с ней он не идёт ни в какую! Майор бросил зло: