Казнить! Нельзя помиловать!
Шрифт:
Скорый поезд Москва — Архангельск проглотил в свои недра двух молодых парней. Правда проглотил в недра с комфортом — купейными местами: верхней и нижней полкой. И где стремительно, а где и неторопливо понёс их на север — к северному морскому порту на Белом море… С попутчиками — чиновником наркомата лесного хозяйства и мелким партийным чиновником парни быстро нашли общий язык: выложили на стол солидную гору довольно дорогой еды и бутылку коньяка… А партийному чиновнику парень — тот что помельче, уступил верхнюю полку. Ехали дружно и, можно сказать, весело: тот, что помельче оказался приятным собеседником. Парень поздоровее — всё больше молчал, но при случае тоже мог рассказать и анекдот и случай из жизни. Из чужой, естественно: что он успел повидать то за свой короткий век… Парни вышли в районном центре Нядома…
Сошли мы с Николаем в районном
— Замер — рвань лагерная… И через секунду — Финки убрали…
— Шлёпнуть вас что ли прямо здесь? При нападении на сотрудников НКВД при исполнении?… Смотрю — вы здесь совсем страх потеряли… — лениво процедил я, вжимая ствол всё сильнее в затылок "сидельца". Тот отмер, прогнусавил жалобно — как они умеют, при необходимости:
— Извини начальник! Мы же ничего такого! Просто за жизнь беседовали… Мы же ничего такого… Отпусти нас — а…
— Неохота отписываться за истраченные патроны… — буркнул я и рявкнул зло — валите отсюда! Урки испуганными воробьями прыснули в стороны, огибая меня и исчезли из зала…
— Что, Колюня — испугался? — усмехнулся я. Парень скривился:
— Да как то всё быстро произошло! — виновато буркнул он…
— Так это у них отрепетировано давно и в таких ситуациях проверено… — успокоил его я. — В таком случае — тебе, надо было вывернуться из захвата первого в сторону второго и валить его, а дальше — как получится… Ничего… — если со мной свяжешься — научишься!
— Да уж теперь я точно от тебя не отстану! — решительно бросил парень, уняв бившую его дрожь… — А что мы дальше будем делать? — задал он закономерный вопрос. Я ответил — Отца освобождать…
Глава шестая
Новый год к нам мчится: скоро всё случится…
— Отца освобождать… — ответил я и, заметив недоверчивый взгляд, уточнил — не выдёргивать из лагеря недалеко отсюда — нет… Иначе ему потом придётся всю жизнь от НКВД прятаться… Есть у меня задумка хитрая… Повидаемся с твоим отцом — я ему и объясню её…
Вышли из вокзала в невидимости; углубились в кривые улицы небольшой станции и остановились на подобии тротуара… Я "останавливал" прохожих на минутку; "задавал" им интересующие меня вопросы… Да не всех останавливал — выборочно… А то со стороны могло показаться подозрительным: а чего это все останавливаются в одном и том же месте и замирают на несколько секунд?! А так — то тут; то там кто то останавливался в задумчивости на пару секунд и шёл себе, потом, дальше… Житейское дело: может забыл что то? Вот так — двигаясь вперёд по улице, я выяснил почти всё, что мне было нужно. А нужно мне было, пока — одно: где мы сможем провести ночь? На улице то — морозец хоть и не суровый, но нос и щёки щиплет прилично… Прошлись до окраины; зашли в неприметный домик; постучали в дверь, как порядочные… На улице смеркалось, так что — открывшая нам дверь пожилая женщина, только молча посторонилась, впуская нас в хату… Прошли в горницу; я, по хозяйски разделся, скинув тулупчик — за мной разделся и Колюня… Чуть приотпустил гипнотическое воздействие на хозяйку, внушая — мы её хоть и дальние, но любимые родственники!
А дальше — по накатанной… Ослабил гипнотическое состояние и внушение; на стол две бутылки водки и хорошую закуску… И хозяйка засуетилась — достала из подпола соленья, да картошечку в казанок опустила. Да в печь его… Посидели душевно, поговорили славно… Правда всё
Из вызнанного мной нарисовалась такая картина: лагерь в пятнадцати километрах от станции… Был ближе, но деревья вблизи повырубили — потому и лагерь передвинули дальше в тайгу… Вела туда железнодорожная узкоколейка и ходило по ней бессменно три состава — друг за другом с определённым интервалом… Туда — пустые, а оттуда — с поваленными и ошкуренными брёвнами. Тут эти вагоны перегружали в стандартные вагоны; цепляли их к товарным составам и гнали какие куда: какие в Архангельск для погрузки на лесовозы, а какие в глубь страны — на нужды населения и промышленности… А пустые — снова в место загрузки… Вот таким первым утренним составом я и решил отправиться на место погрузки… А там — на месте и выяснить: чем занимается в лагере отец Николая. Всех тонкостей я не знал: Начальник ГУЛАГА Берман только любезно "поделился" со мной тем, что Борисов Григорий — старший барака… Большее узнавать не стал: на месте разберусь — не маленький…
Подошли к составу с открытыми платформами: машинист уже "разводит пары" в котле паровоза… Залезли на последнюю платформу — охраны на станции нет, кроме сидящего в будке стрелочника. А зачем она нужна — состав ведь идёт пустой. И в тайгу… Да, к тому же, ещё ночь на дворе… Вот утром и особенно днём и вечером — на станции будет многолюдно… Залезли на платформу: Колюня держится за мою одежду, а я забираюсь наверх. Потом я его держу за одежду — только при контакте он может находиться в невидимости. Деревьев по краю станции полно, но до них далековато, так что подарок Лешего здесь не поможет… Прошли по краю платформы, чтобы не громыхать железом и сели у переднего края: когда поедем — можно спрятаться за передний борт от набегающего ветра… Скорость будет невысокая: я, вначале — даже не понял: почему это небольшой паровозик (вроде бы серии "О" — Овечка) прицеплен к голове состава угольным тендером вперёд? Уж не будет ли он толкать этот состав в другую, от загрузки брёвен, сторону? А потом дошло: пустые вагоны он может дотащить и задним ходом, а потом проехать немного вперёд; перейти на запасной путь; проехать снова вперёд и уже подъехать к груженому составу спереди. И тащить гружёный состав как положено — передом вперёд…
Тронулись; неторопливо покатились вперёд… Летом бы такое путешествие было бы в радость: смотри себе по сторонам; любуйся пейзажами! Но сейчас — не до любования: морозец пробирает до костей даже прятаться от ветра холодно: полежи на железках… Так что занимались странной гимнастикой — со стороны: то сядем; то встанем; то бегаем по платформе туда-сюда… Хорошо — только начало светать, да и тайга вдоль дороги: кому придёт в голову ранним утром смотреть на проезжающий мимо поезд? Они же здесь по десять раз на дню ездят! Замёрзли, продрогли — как цуцики: даже по 100 грамм приняли, но всё же доехали — не превратились в сосульки… Вовремя прекратили свои согревающие упражнения: рассвело; поезд подкатил к загрузочной платформе, у которой уже стояли хмурые, не выспавшиеся заключённые… Группами — каждая у своей кучи брёвен, видимо заготовленных с вечера… Охрана — в тёплых тулупах и валенках, а зэки — кто в чём горазд… Кто то в серых или чёрных фуфайках и таких же ватных штанах, а на кого без слёз смотреть нельзя — лохмотья какие то, давно уже потерявшие первозданный вид… Поезд подошёл; мы быстро слезли с обратной стороны платформы и принялись наблюдать за погрузкой…
Вдоль групп зеков, стоящих у каждой горы брёвен, прошёлся человек в относительно чистой чёрной телогрейке и шапке-ушанке. Колян, стоящий рядом со мной дёрнулся и горячо прошептал:
— Вон! Видишь! Это мой батя! Колоритный тип — ничего не скажешь. И голос командный и слушаются его беспрекословно… Мы стояли — в сторонке и смотрели, как корячились люди на погрузке огромных брёвен. Да… — по уму бы подогнать сюда краны и всё было бы сделано быстро! Но где эти краны и чем тогда будет заниматься основная масса сидельцев? Перевоспитываться, так сказать, трудом?!