Кеес Адмирал Тюльпанов
Шрифт:
Крестьянин вытаращил глаза и только махнул рукой – туда!
Мы тронулись прямо на Францию, а проще – в сторону Гааги, но до неё было ещё далеко.
– Мудрилой меня зови, – сказал человек из Кампена. – все меня так называют. От слова «мудрый», понимаешь? – Потом добавил задумчиво: – Есть мудрые люди в Кампене, есть. Даже такие, как я. Ну, не такие…
День был такой приятный. Птички цвинькали.
Справа открылась деревушка, и Мудрила повернул туда. Ворота здесь тоже из челюстей и ребер кита, – наверное, были в деревне свои моряки.
Перед раадхейсом – ратушей на зелёной лужайке карапузы играли в «дуй-ветер». Подбрасывали палкой тряпичный мяч и с криком «ду-у-уй!» разбегались.
Один клоп никак не мог поймать мячик. Я бы его научил. Не надо суетиться, стой на одном месте, а потом сразу бросайся, куда падает мяч.
В раадхейсе была и харчевня, и постоялый двор, и цирюльня.
Так что, несмотря на рабочий день, несколько человек здесь толкались.
Мудрила слез с осла и сразу взялся за дело.
– Эй, буры! – закричал он. – Крестьяне! Подходите сюда, все подходите! Я вам втолкую в крутые лбы, откуда у нас вражда! Подходите, почтенные землепашцы! Человек из Кампена научит вас, что делать!
Никто не удивился такому обращению. Наверное, много повидали последнее время и проповедников, и шутов, и просто болтунов.
Подошли несколько человек, а среди них я заметил крестьянина, которого мы напугали на дороге. Карапузы бросили играть и столпились вокруг нас.
– Эй, вы! – закричал Мудрила. – Католик режет реформата, реформат – католика! Какая неразбериха! Безобразие! А всё почему? Потому что папа не знает, сколько тех и других. У него нет точного списка. Когда он узнает, сколько на свете католиков, реформатов, адамитов и прочих дураков, он просто поделит между ними землю! А разве он может сейчас поделить? Отдаст, например, адамитам Фландрию, а их всего-то пять человек. По крайней мере, я насчитал только трех! И ещё много таких, которые вообще ни во что не верят. Им надо отдать какую-нибудь страну подальше – например, Московию!
Люди вдруг стали переговариваться. Крестьянин что-то шептал соседу. Малыши стояли засунув пальцы в рот. Я чувствовал, что наша речь не совсем нравится, и стал потихоньку отступать в сторону.
– Крестьяне! – Мудрила вытащил перо и тетрадку. – Сейчас каждый скажет свое имя и честно признается, католик он, реформат или безбожник. Пусть папа изучит свое поголовье!
На мгновение стало тихо. Потом заговорил знакомый крестьянин:
– Не верьте! Это шпион инквизиции! Иезуит! Он сам мне сказал, что он Великий Инквизитор! Хватайте! Он донесёт на нас Тительману! Хватайте вместе с чертёнком!
Тут же нас сцапали. Сшибли с Мудрилы скворечник, отняли тетрадку. Кто-то тащил головешку.
– Сжечь ее, сжечь! – кричали буры.
Тетрадка загорелась, а Мудрила ползал по земле и шарил ладонью.
– Очки!.. – говорил он. – Невежи! Отдайте очки!
– Запрем их сначала! В кузницу к Питерсу! Эй, Питерс, открывай кузню, посадим их до утра. А там порешим, что делать.
Я начал пищать: мол, дяденьки, я ни при чем, и даже хотел запеть жаворонком, но раздумал. Это всегда успею, есть ещё время поразмыслить. Тайну лучше хранить при себе.
Хлопнули двери, брякнул засов, и мы оказались в темноте.
КАК ВЫГНАТЬ САТАНУ
Здесь пахло углём, железом и кожей. В стене было маленькое окошко с решеткой. Глаза скоро привыкли, и я стал оглядываться.
Мудрила размахивал руками и ругался на чем свет стоит.
– Свиные туши с моченой фасолью вместо мозгов! Свс-сс, бараньи лбы, козероги! Сожгли мой доклад папе! Всех разогнать, сослать! В московитскую землю, к бешеному царю! Я их проучу! Они меня будут помнить.
Теперь он меня даже смешил. Хорошо ещё, очки его нашлись, а то давно бы расплющил нос о стену.
Решетку я подергал, но она была прочная. Тяжелая наковальня, мехи из толстой кожи, каменная печь – всё сделано на век.
Так мы сидели до вечера. Еды нам не дали. Мудрила рассуждал:
– Народ любит подраться, ох любит! Медные лбы. Сожгли мой доклад. Ерунда, я и так помпю. Пусть сожгли. Сатана, сатана сидит в каждом доме!
Потом он снова забормотал, что в Кампене много мудрых людей. Только вот трубочист растолстел, дымоходы не чищены, а дым мешает раздумьям.
– Неужели не догадаются? – Он хватался руками за голову, надевал и снимал очки. – Печки надо перестроить, дымоходы расширить, тогда он пролезет! Трубочист! – Он схватил меня за руку. – Возвращаемся в Кампен, быстрее! Ты маленький, ты пролезешь. Надо успеть вычистить трубы, а то мудрецы передохнут, как мухи.
Так он шагал из угла в угол, пока совсем не стемнело. Мне надоело слушать про дымоходы, и я спросил:
– А где это московитская земля с бешеным царем?
– Далеко. – Он махнул рукой. – Там, где всё время зима.
– А если зима, то как живут люди?
– Так и живут. Натираются салом, сдирают шкуры с медведей и в них заворачиваются. Потом ложатся в берлогу и спят до весны.
– А весна всё-таки есть?
– Что ты болтаешь? – закричал он. – Говорят, там одна зима!
– Вы сами сказали.
– Молчать! Что сказал, то и есть!
Я всё-таки не понял, бывает ли там весна. Но опять спросил:
– А царь там всегда бешеный?
– Всегда! Палкой дерется. Мой брат туда ездил в лекари наниматься. А его прогнали, сказали, что ничего не умеет. Ну это как раз правда. Мой брат дурак и ничего не умеет.