Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)
Шрифт:
Харальд расплылся в улыбке:
— Я бы вырвал эту прутину пальцем. Но — хорошая ребятня. Стайная. Волчата!
Второй прут пошёл так же легко. Третий потребовал за себя виру — падение на спины и кучу-малу. Трогать четвёртый смысла не имело: проход получился достаточно широкий.
— И пала стена до основания своего, — продекламировала Немайн, имея в виду Иерихон. Заучивание Библии наизусть не прошло даром, — Варварское войско, за мной сразу не лезьте! Сперва покажу проход епископу. Ну и с факелом пусть будет кто-нибудь.
Строили римляне на совесть, не пожалев каменной кладки. Внутри
Похихикивая, Клирик разглядывал чёрный от факельной копоти свод. Кладка прочная. Конечно, что случится за две недели с ходом, простоявшим сотни две лет? Но, прежде чем вести в подземелье детей, следовало убедиться в полной безопасности. А вот факелы в держатели он страже насовать не позволил. Темнота — это романтика! Теснота холодного камня вокруг, ариаднова нить страховки, и факел непременно в руке… Чтобы пламя дрожало и колебалось. Опять же, много факелов быстро выжрут кислород.
Наконец — дверь. Старый римский замок. Вполне исправный. Тщательно промазан салом самой Немайн. Как он скрипел две недели назад! Теперь только тихо пощёлкивает под извлечённой из кармана отмычкой.
— Интересно, где мы выйдем? — неискренне гадал Клирик, корпя над кошмарным железным устройством. Не пронаблюдав в действии универсальный открыватель, епископ принял бы его за инструмент палача, — Должен быть центр города, подвал какого-нибудь из значимых зданий… Готово.
Прежде, чем Немайн открыла дверь, епископ остановил её руку.
— Учёная дочь моя, осталось выяснить один вопрос. У всякой мудрости должен быть источник…
— Для этого нам понадобится немного воска…
Пальцы сломанной руки сохранили достаточно силы и подвижности, чтобы сдёрнуть кольцо с правой. Осталась чуть нагреть кольцо в пламени факела — а отнять слепок от камня смог и сам Дионисий. Сицилиец прочитал надпись. На родном греческом. "Пресвятая Богородица, сохрани и помилуй Августину-Ираклию, Августу".
— Я выбрала себе другую судьбу, — сказала коронованная базилисса, смешно дёрнув ушами, — Но прочитанные книги забывать не собираюсь. Вегеций, Витрувий, Прокопий Кесарийский, Маврикий…
Епископ понял немного больше, чем сказал — и собирался сказать — Клирик. Разница мировосприятия — инженер старается сказать ровно сколько надо, дипломат — меньше, а политик — больше. Дионисий счёл Немайн политиком. Уровнем выше себя. Хотя бы потому, что, вжившись в образ сиды, Августина-Ираклия должна была отказаться ото лжи. От самой заметной, привычной,
Базилисса-сида. Валлийские сказки и суеверия вдруг обернулись тенью умирающей Империи. Великие воители, не оскверняющие уст ложью, но позволяющие умолчание. Великие торговцы, великие строители, великие врачеватели. Они гибли в боях против варваров — но выставляли на поля битв новые поколения с упорством истинно великой державы. Народ холмов? Семи холмов Рима! Разумеется, в сказочном мировосприятии варваров. Да и легенды о странном облике, и манера валлийских рыцарей вести бой — не след ли последней сарматской алы? Сицилиец смотрел на сиду-базилиссу — а перед глазами стояла кардинальская шапка, отбрасывающая тень папской тиары. Но вести об этом разговор… не сейчас. И хорошо всё взвесив. Сейчас же стоило думать о приговоре. И о душе подсудимой. Пусть Дионисий в первую очередь политик. Епископ он тоже годный. А умение читать в душах полезно и тем, и тем.
Скрипит дверь, упирается в зад святого Давида. Какой там подвал! Церковь. Пустой и гулкий неф. Лунный свет играет в витражах — днём царствие небесное, ночью — волшебная сказка. Стражи не видно — отозвана на более важные объекты. К извинению комеданта, про ход он понятия не имеет. И король не знает. В которой из многих усобных замятен секрет потеряли — не важно. Важно, что город можно взять без боя, изнутри.
Немайн осторожно выглянула в щёлку между створками тяжеленых дверей.
— Взгляни, владыка Дионисий.
Епископ взглянул. И признал — картина внушительная. Одно дело — наблюдать факельное шествие днём, другое — ночью. То, что для Клирика просто «здорово», для Дионисия обернулось картиной кромешного ада.
Сэр Эдгар оказался одним из немногих, кто принял судебную игру совершенно всерьёз. Поднял ополчение — не на стены, но сгрудил с внутренней их стороны. По улицам скакали — кони в городской ограде случались только во время войны — рыцарские патрули. И факелы, факелы, факелы. Ночь днём не стала, обратилась в деловитое яркое пекло! Одна беда — от церкви до дома короля и казны — через площадь.
Тристану под землёй понравилось. Отвязывая страховочную верёвку от пояса, в последний раз напомнил задания. Осенило.
— Учитель, ты точно не пойдёшь с нами?
— Я сейчас проводник, и только.
— Так может, одолжишь Альме свою накидку? Она толстая, но ночью да внезапно — за тебя сойдёт. Накидка — не серое платье. Налезет.
Альма даже на толстую не обиделась — побыть сидой заманчивее. К тому же ей доверили отряд, идущий к воротам! Скрип тяжелых створок. Стены Кер-Мирддина не удержали враждебного войска. Начинаются резня, насилие и разграбление.
А в церкви тихо и умиротворённо. Старые римские камни радостно впитывают шум, так похожий на учебную суету римского форта. Без пелерины августа выглядит совсем ребёнком. Хотя ей должно быть… Да, девятнадцать лет. Для замужества в самый раз. А до совершеннолетия почти год. Править должен опекун. А трактирщик и не знает, что формально является регентом Римской империи!
— Скажи, Августина, почему ты не захотела передать славу победы Господу нашему? Не из-за гордыни же… Тогда бы ты не пряталась.