Кен
Шрифт:
— Но почему?! Разве я что-то не так сделал?!
— Ты сделал так, как только ты мог сделать. Потому что знаешь, как в живое тело входит нож. И ты вполне еще можешь стать свободным. Только через много-много лет. И то если среди судей окажутся любительницы зеленых глаз. Впрочем, я всегда говорила, что у тебя высокий процент попадания.
— Ты все врешь.
— Нет. И потом это. — Ксения кивнула на ключи. Серебряный брелок по-прежнему валялся на столе. — Зачем ты их взял? Боялся, что я тебя не впущу? Или надеялся, что обратная сторона твоей души вдруг возьмет и
— Я сейчас выброшу его в окно! — вскочил с кресла Герман.
— Но я-то теперь знаю, что это ты его взял. Из кармана убитого Толика Воробьева.
— И ты?..
— Я его любила, Герман. Не Толика, нет. Своего бывшего. Темной стороной или светлой, но любовь, похоже, одна во всей душе. И я бы с собой справилась. Я бы его простила.
— Значит, я сяду, а ты останешься здесь, в этих хоромах, при деньгах?
Ксения видела, что он начинает злиться. В самом деле, сколько же сил вложено во все это! Похоже, что он, как и Женя, играл последний в жизни матч. И все получалось. До сих пор.
— Так вышло, Герман, — сказала она.
— Ну уж нет.
Ксения всегда чувствовала, когда он принимал какое-то решение. Мгновенно и без всяких колебаний. Вот и сейчас поднялся с кресла и сказал:
— Пойдем прогуляемся, Черри.
4: 5
— Куда? — спросила она.
— В последний путь. — Он уже опять весело смеялся.
— Что, прямо так? — Ксения показала на свой халат и голые ноги.
— А теперь уже все равно. Но если хочешь, надень куртку.
— Я вообще никуда не хочу идти!
— Пойдешь! Одевайся! Иначе я тебя так потащу.
Она, всхлипывая, пошла в спальню.
— Отвернись.
— Меня это не волнует. Твои ноги. И все остальное. Было и прошло.
Ксения натянула джинсы и свитер. Ветер швырял в окно снежную крупу, а дома было тепло, хоть и страшно.
— И что теперь? — спросила она.
— Идем.
Он не дал ей закрыть квартиру. Просто вытащил на лестничную клетку и прикрыл за собой дверь. Потом затолкнул в лифт. Ксения думала, что они едут вниз, на выход, но Герман нажал кнопку самого верхнего этажа. Она ничего не поняла, особенно когда он стал подталкивать ее к лестнице наверх, на чердак.
— Куда мы, Герман? Зачем?
— Я хочу Москву посмотреть.
— Сверху?!
— Красиво же.
— Но…
— Помолчи. Ты же тепло оделась.
С замком двери, которая вела на крышу, Герман справился легко. «Большая практика», — подумала Ксения и сама себе удивилась: какие мелочи лезут в голову! Ветер на крыше был такой, что Ксения испугалась: вот-вот сдует. Она изо всех сил уцепилась за кожаную куртку Германа. А тот вдруг пошел к самому краю. Ксения потащилась за ним, потому что боялась упасть. Герман вдруг посмотрел вниз и крикнул:
— Привет!
«Кому это он?» — подумала Ксения, но в такой темноте виден был только город. Грандиозные очертания, угадывавшиеся в пятнах и потоках электрического света. Яркие витрины и огни, много огней. И Герман засмеялся:
— Красиво же? А, Черри? Красиво!
— Холодно, — поежилась она.
— Глупышка! Замерзла? — Он заботливо поправил на шее у Ксении шарф. Потом вдруг потянул за концы и она закашлялась.
— Нам с тобой пора.
— Вниз?
— Да, вниз.
И вдруг он толкнул Ксению к самому краю.
— Господи! — вскрикнула она.
— Его нет, — очень спокойно сказал Герман.
— Герман!
— Его тоже сейчас не будет.
— Но я-то здесь при чем?!
— Я всегда хотел сделать для тебя что-то хорошее. Давай, тебе ведь тоже это все надоело.
— Нет!
— Это просто страх, Черри. Но это не больно.
Герман обнял ее и прижал к себе. Очень ласково.
Ксения почувствовала его теплое, сильное плечо в черной коже.
5: 5
«А может быть?..» — подумала она. И все вдруг стало очень просто. Какая разница, когда? За что она цепляется, когда ничего уже не осталось? За Лидушу? Но она ей никто! Ни сестра, ни родственница, ни даже близкая подруга. Ведь кроме Германа ничего больше нет, а он сейчас уходит. Ему назад нельзя. Он должен остаться свободным.
Ксения зажмурилась.
— Готова? — спросил Герман.
— Да.
— Прыгаем.
Он почему-то не дошел до края одного шага. Ксения подумала, что обрушившийся грохот — это ад, в котором она должна была оказаться сразу после смерти. Только почему не было полета? Сразу смерть. Герман, во всяком случае, умер. Ксения упала вместе с ним, потому что изо всех сил держалась за его плечо. Только упала не вниз, на асфальт, а на холодную, скользкую крышу. И открыла глаза. Следователь стоял совсем близко, с пистолетом в руке и отчего-то морщился. Ксении показалось, что он тоже хочет заплакать.
— Борис Витальевич?! Зачем?!
6: 5
А потом вдруг с языка сорвалось совсем глупое:
— Вас же с работы уволят!
— Она была на юге, — сказал следователь обреченно.
— Ну и что?! — В ушах у Ксении все еще стоял этот ужасный грохот. Она почти кричала.
— В Сочи.
— Ну и что?!
— Они же могли там…
— Не обязательно же!
— Могли. У нее кольцо пропало. Дорогое. Говорит, потеряла.
— Но может быть, она и на самом деле потеряла!!!
И Ксения заревела, потому что даже в темноте было видно, как из тела Германа натекает большая лужа крови. За эти дни она видела столько мертвецов, что поняла сразу: он умер.
— Боже мой, ну зачем!
— Он тебя с крыши хотел столкнуть, — устало сказал следователь.
— Неправда! Он и сам хотел прыгнуть! Сам!
— Откуда ты знаешь? Отойди подальше от края.
— Да, может, мне туда и хочется?!
Ксения приподнялась с холодной крыши, оторвавшись от Германа, и почувствовала, как следователь схватил ее за плечо: