Шрифт:
В снежном небе одна за другой просыпались звезды. Воздух дрожал от холода: еще немного, и лопнет, как стекло. Он сидел на скамейке в Таврическом саду и смотрел, как в свете фонаря танцевали тени деревьев. Идти домой не хотелось. Там слишком тепло и скучно. Там — никак. Одни и те же лица, надоевший до оскомины распорядок дня, вопросы, на которые не хочется давать ответы: «Почему так поздно? Есть будешь? Что нового на работе?».
При мысли о работе уголки замерзших губ дернулись. На работе — звезды. Тысячи звезд. У каждой своя история. И только он знает их наизусть. С каждым днем историй, как и звезд, становится больше.
Что нового на работе? Банальный
Я люблю смотреть, как умирают люди.
Я люблю убивать.
Я люблю…
Он стянул с руки перчатку. Под ногтями запеклась кровь. «Старею, — подумал флегматично. — Оставляю улики». Хотя какие улики? Кто сможет доказать его причастность к этому убийству? Никто. Свидетелей нет. Жертва мертва. Палач тоже. А он… просто проходил мимо и не удержался, коснулся еще теплого лица, прекрасного в своей агонии.
Перчатка вернулась на место.
Он с трудом поднялся со скамейки и неторопливо направился к выходу. Снег липнул к пальто и почти тут же таял, оставляя на дорогом кашемире мокрые серебряные пятнышки. Не выдержал и подставил под сверкающий поток руку: несколько капель упали на мягкую черную кожу. В душе, впервые за весь день, воцарился блаженный покой.
Все правильно.
Все так и должно быть.
Я люблю смотреть, как умирают люди…
И еще я очень люблю смотреть на звезды.
ГЛАВА 1
— Будете брать?
Пухлые накрашенные губы продавщицы презрительно оттопырились. Цветные контактные линзы неприязненно изучали мою шубу. Шуба была дорогой, длинной, очень стильной и потому неизменно вызвала стойкую неприязнь работающего класса. — Женщина! Вы брать будете?
— Буду, — ответный взгляд выстрелил по форменному халатику с эмблемой игрушечного магазина. Признаться, ее халат мне нравился больше, чем ей моя меховая шкурка. Шуба была подарена по случаю, надевалась в особо торжественных ситуациях и постоянно норовила порваться в районе правой подмышки. К тому же терпеть не могу сапфировую норку. Она мне кажется ненатуральной. Может, снять и подарить? В обмен на форменный халатик. В нем полы мыть — одно удовольствие. Цвет немаркий, движения не стесняет. — Всю жизнь о таком мечтала. Сколько с меня?
Продавщица печально вздохнула (все-таки придется поработать) и потащила огромного плюшевого кенгуру через весь зал, к кассе. Длинный коричневый хвост волочился по полу, как полы моей шубы. — Завернуть в подарочную упаковку? У нас есть прелестные ленточки.
— Не надо. Так донесу, — только ленточек мне и не хватало для полного счастья. — Пошли, мой друг!
Охранник галантно приоткрыл дверь. Сервис однако! Я шагнула из игрушечного мегаполиса, ругая себя: все-таки я сумасшедшая баба, зашла в ТК за губной помадой и зачем-то купила игрушку. Да еще такую объемную. Теперь придется тащить ее на себе. Что я и сделала. К счастью, народу не так уж и много: как ни крути, все-таки разгар рабочего дня! И только такие тунеядцы, как Стефания Иванова, устраивают идиотский шопинг.
Это был седьмой торговый центр за день. И я порядком вымоталась. По радиол сказали, что Петербург через несколько лет имеет все шансы обогнать столицу по строительству торговых площадей. Ну, не знаю! Может, и обгонит, в конце концов. У нас одних
Как бы там ни было, торговые комплексы действительно появляются, как грибы после дождя. Еще вчера был пустырь — сегодня комплекс. Все для вас, дорогие петербуржцы и гости Северной столицы! Включая и торговую политику. Насколько мне известно, психология современного потребителя как раз и формируется в зависимости от изменений в торговой политике города. Людей, предпочитающих закупать одновременно продукты и товары народного потребления в больших объемах, один-два раза в неделю, с каждым днем становится все больше. Что, в общем-то, и понятно: быстро, удобно, выгодно. Еще больше людей, предпочитающих проводить выходные всей семьей, не мешая при этом друг другу. Папа на боулинге, мама в отделе женской одежды, сын-подросток — в отделе женского нижнего белья, дочка — либо в кафе с гамбургером в зубах, либо среди кукол Барби. Красота! Никто никому не мешает отдыхать и развлекаться! Если так и дальше пойдет, то в скором времени нам потребуется еще несколько ТК: в Питере пять миллионов граждан (и это без учета гостей города), на всех не хватает. Впрочем, мне-то что: детей у меня нет, мужья давно по заграницам разъехались, а родственники… Стоп, Эфа! Ни слова больше. Тем более о родственниках. Шопинг, он и есть шопинг: только приятные эмоции и бессмысленная трата денег.
Из магазина мы вышли вместе. Я и кенгуру. Точнее, вышла я одна, взвалив на себе растопыренного зверя с огромным красным карманом на брюхе. Тяжелый, гад. И к тому же абсолютно некомпактный: конструкция игрушки была явно не предназначена для моей машины. Лапы не сгибались, голова застревала, хвост после некоторых силовых упражнений сворачивался пружиной, но в самый неподходящий момент принимал изначальную форму, больно ударяя по лбу. Я пыхтела, шуба мешала, кенгуру упорствовал, заднее сиденье подозрительно поскрипывало.
— Помочь? — рядом остановился молодой симпатичный парень.
— Если сможете, — я отступила в сторону, предоставляя незнакомцу фронт работ. — Кто бы мог подумать, что от одной игрушки будет столько проблем. Может, мне его снести обратно в магазин? Вы не знаете, игрушки обратно по чеку принимают? Ай, ладно! Оставлю. Тащить наверх, уговаривать принять, ругаться… Это слишком!
— Зачем вам этот урод? — парень натужно пыхтел, утрамбовывая вредного зверя.
— Для постели, — серьезный тон не оставил ни малейшей зацепки для двусмысленных шуток. — Осторожно! Еще карман ему порвете! А он, между прочим, из чистейшего шелка. Я специально узнавала.
— Вы его из-за кармана купили?
— Прям! Просто жалко, если порвется. Купила, повторяю, для постели. Неужели непонятно?
— Чего уж тут не понять! Небось, тоскливо одной? — не унимался добровольный и, что немаловажно, бескорыстный помощник. Надеюсь, что бескорыстный. Кенгуру подорвал всю мою наличность. А кредитку я, раззява такая, дома забыла. Первая часть австралийского аборигена в машину благополучно вошла, остались только плюшевая попа, массивные лапы и хвост. — Тоскливо одной-то, говорю? Мужика, что ли нет?