Кент
Шрифт:
— Ну что? Поиграем, кто быстрее устанет? — улыбался Бродяга, завязывая второй по счету презерватив и прошлепав обнаженным до окна, чтобы выкинуть его туда, не смущаясь своего красивого обнаженного тела, которое блестело в ласкающих солнечных лучах от пота и нашей страсти, расхохотавшись, когда я весело хихикнула, кивая на окошко, за которым он решил соорудить мусорку:
— …а гуси не подавятся?
— Если только соседские, — в тон мне ответил Бродяга, отчего теперь рассмеялась я, взвизгнув, когда он запрыгнул на кровать, не давая мне возможности прикрыться хотя бы
— Кто проиграет, тот готовит ужин!
Можно было даже не сомневаться в том, что проиграю я, потому что уже сейчас я пыталась сползти с кровати, умоляюще выгиба брови, и смеясь, когда Бродяга затаскивал меня обратно, принимаясь целовать и легко щекотать.
Сложно было сказать, сколько длился наш марафон и какой был час, когда я наконец обессиленно повалилась на подушки, понимая, что сегодня я не то, что ужин не смогу приготовить, а даже добраться до дома!
Кажется, Бродяга знал, что говорит, когда предупреждал о том, что я в этот день буду болеть.
Но какая же сладкая была эта болезнь!
Наверное, я была какой-то скрытой мазохистской, но сейчас буквально млела от блаженства и непередаваемой радости, уставшая, но окрыленная, распластавшись бесстыдно на его кровати и завернув свое влажное тело в тонкую простыню, которую мне принес Бродяга, даже не пытаясь натянуть на себя хоть что-нибудь из одежды.
— Я хожу дома голым, забыла, крошка? — подмигивал он мне, когда вернулся с бокалом холодной воды, которую протянул мне, глядя впервые без привычного колючего голода в этих голубых глазах, и садясь на край кровати рядом со мной, когда я с улыбкой покачала головой, прошептав:
— Хорошо, что у тебя нет соседей. Боюсь, что их бы пришлось увозить в травматологию в первый же день знакомства с тобой!..
— После того, как стали отбиваться от меня лопатой?
— Нет, когда свалились с порога от созерцания твоего зада в одном из окон.
Бродяга снова рассмеялся, глядя на меня весело и так странно…словно что-то изменилось в его взгляде с того момента, как я ступила на порог этого замечательного дома, растаяло, растеряло колкость.
Я терялась от его пронзительного, наблюдательного взгляда, едва не подавившись, когда он рассмеялся снова, поднимаясь на ноги и скрывая часть своего красивого, мускулистого тела за стойкой, которая отделала часть помещения под кухню.
— Я так понимаю, что ужин тоже на мне, — усмехнулся он, хлопнув холодильником и отворачиваясь спиной, потому что встал к плите, не видя мой удивленный взгляд:
— Ты умеешь готовить?
— Приходится делать это, раз уж живу один, разве я не говорил тебе? — судя по голосу он улыбался, когда говорил это, вот только я немного сникла, пробормотав себе под нос:
— …ты никогда ничего не говорил о себе.
И вот теперь мы были близки так сильно, как только это было возможно. Физически.
А я по-прежнему не знала о нем совершенно ничего, потеряв надежду на то, что смогу стать частью его загадочной и явно довольно странной жизни, в которой не было
Я бы подумала, что он не услышал моих приглушенных слов, если бы его спина не напряглась и не застыла в таком положении, отчего я почему-то смутилась, проговорив поспешно и чуть хрипло:
— ….а можно я немного осмотрюсь?
— Конечно.
Бродяга не обернулся, когда я неловко натянула на себя брошенную им майку, потому что поняла, что отыскать свою одежду сразу явно не получится, осторожно вылезая из кровати на все еще дрожащих ногах, и чувству себя по меньшей мере новорожденным олененком, который делал первые шаги и только учился ходить по этому миру.
На самом деле, меня привлекла полка, которая была аккуратно сделана вдоль стены напротив кровати, но немного дальше кухни, на которой стояли какие-то награды и рамочки для фотографий.
Сначала я подумала, что это все мне просто показалось, потому что Бродяга был не тем человеком, который хранил бы какие-то памятные вещи.
…или только казался таким? А на деле умел вязать крючком и обожал фиалки?
Я не обратила внимания на то, как что-то зашипело на сковородке и по дому раздался аромат жаренного мяса, с удивлением видя перед собой несколько фотографий, на которых Бродяга был рядом с пожилой седовласой женщиной, что держала на руках белокурого малыша, совсем кроху….а еще рядом с молодой красивой девушкой, которая улыбалась так обворожительно и красиво с этой фотографии, отчего мое сердце дрогнуло, споткнувшись о серую бытность жизни.
А что если это его жена и сын?!..
Боясь дальше смотреть на оставшиеся две рамки, я обратила все внимание на пару кубков, на которых были написаны разные года и нанесена гравировка «Лучший нападающий клуба регби «Красные дьяволы» Кент Кроуфорт»
— …Кент Кроуфорт, — прошептала я вслух, словно пробуя это имя на вкус.
— Это я, — раздался голос Бродяги за моей спиной, и его дыхание коснулось моей шеи сзади, отчего я подпрыгнула на месте, — Настоящее имя Бродяги Кент Кроуфорт.
— …приятно познакомиться, — ошарашенно пробормотала я, глупо заморгав ресницами, словно случайно узнала тайну за семью печатями, на что Бродяга — вернее Кент — мягко рассмеялся, чуть покачав головой, — Я правильно понимаю, что твое имя не знает никто в этом городе?…
— Почему же? Зак знает, — усмехнулся он, поворачивая ко мне самую крайнюю рамку с фотографией.
Небольшой, уже немного выцветшей, на которую мужчина кивнул, чуть дернув бровью:
— Узнаешь?..
На фото были двое мальчишек.
Один белокурый и голубоглазый, с широкой нахальной улыбкой, второй темноволосый и кареглазый. Эта сладкая парочка, сжимала своими ладонями мяч для регби, двое — один мяч и они были такими счастливыми.
Кента нельзя было спутать ни с кем, даже если на этом фото ему было лет 10 или 12.
Его широкая мальчишеская улыбка совершенно не изменилась, как и блеск в этих глазах, который иногда загорался яркими искорками, что растапливали лед его колкого взгляда.
А второй…кареглазый. Такой милашка.