Кент
Шрифт:
С нашим Бродягой и Кентом.
Скоро Большому Стэну пришлось оставить нас одних и вернуться на свое рабочее место в дверях клуба, когда первые посетители стали приходить — нарядные и беззаботные, совершенно не понимающие и не видящие, что творилось у меня внутри.
Но когда музыка загрохотала и на танц. пол вышли первые танцовщицы, как всегда ярко накрашенные, облаченные в мизерные тряпочки и блестящие всем телом, я едва удерживала себя оттого, чтобы не начать метаться в панике за барной стойкой, умудряясь судорожно помогать Себу с приготовлением коктейлей и наливая напитки всем тем,
Я обещала держать себя в руках и не поддаваться панике, что бы не случилось и отчетливо понимала, что если не сделаю этого, то никто не уведет меня вниз, потому что Себ и Большой Стэн наблюдали за мной излишне пристально и в то же время горестно, наверное представляя какой ценой мне это давалось.
Нужно было, чтобы прошло какое-то время…
Чтобы все расслабились, и если был еще кто-то, кого приставили наблюдать за мной, поняли, что я только здесь и никуда больше не собираюсь…
…вот только все наши планы рухнули и разбились в сотни острых осколков жалящей реальности, в которой не было места планам, когда одна из танцовщиц вылетела в зал с огромными глазами, бледнея и едва не теряя сознание, ломанувшись к застывшему Большому Стэну, всхлипнув достаточно громко, чтобы могли услышать и мы с Себом:
— Скорая приехала!!!!!
БОГИ!!!
Я на секунду закрыла глаза плотно-плотно, чтобы не закричать и услышать тот миг, когда мое сердце снова начнет стучать.
Пусть истерично, рыдая и захлебываясь, но стучать, не задыхаясь от боли и паники, которые не давали сделать ей и удара, пока я не сделала резкий выдох, хватая с силой руку Себа и зашипев:
— Сейчас же, Себ! СЕЙЧАС ЖЕ!!!!
Кажется, Себ сам перепугался до такой степени, что едва не выронил из руки бокал, и всучив его нервно очередному мужчине, пританцовывающему у барной стойки, просто махнул Большому Стэну присмотреть за баром, потащив меня за руку в сторону подсобки.
Я бежала за ним, хватая ртом воздух и понимая с ужасом и ледяной паникой, которая сковывала грудь, что если скорая приехала за Кентом и он ранен настолько, что позволил вызвать себе даже врачей, то бежать сейчас нужно было далеко не на нулевой этаж, а туда, где и стояла эта самая машина скорой помощи.
Вот только в душе еще теплилась надежда на то, что это Бродяга кого-то уделал от всей души, просто разминаясь…
Свернув резко от нашей подсобки куда-то под запасную лестницу, Себ вел меня быстро и практически бесшумно вперед, куда-то по темному сырому коридору, в котором даже не было ремонта, словно только в этом месте клуба обнажалась истинная сущность этого места — сырая, мрачная, скользкая и темная, как вековой склеп, где даже сам воздух был гнилым и тяжелым.
Растерянная и перепуганная последними известями явно с нулевого этажа, я никак не могла понять, в какой части куба мы теперь были, ощущая лишь то, как потолок над нами подрагивает от низких басов и безудержных танцев сотен людей, а под ногами было скользко и мерзко.
Но ничего не могло испугать меня сильнее мысли о том, что с Кентом могло что-то случиться.
Было искренне жаль всегда чистенького и даже слегка педантичного в плане чистоты Себа, которому сейчас приходилось шарить руками по мокрым, мерзким стенам в поисках
— Ну где же ты, черт возьми! Не могли же тебя заделать за эти годы!..
Пожалуйста! Только не это! Иначе я просто сойду с ума!
Видя Себа лишь по расплывчатому пятну его светлой рубашке в этой темноте, я осторожно коснулась его дрожащей холодной ладонью, сипло прошептав, словно боясь, что даже здесь нас может кто-то услышать:
— Я могу чем-нибудь помочь тебе?
— Молись, лапушка! Просто молись, чтобы я нашел хоть краешек этой чертовой двери, иначе у нас с тобой ничего не получится!..
И я молилась.
Так горячо и прилежно, как только могла, прося прощения у Бога за то, что не знаю ни одной молитвы, но веря в то, что если мои слова шли от самого сердца, то он должен услышать, что одна маленькая тонкая душа на земле погибает под гнетом удушливой паники за того, кого так сильно полюбила!
— ЕСТЬ! — хрипнул Себ, явно перепугавшись не меньше меня, когда я выдохнула тяжело, отрывисто, но все-таки радостно, слыша, как что-то скрипнуло и зашуршало, и на нас повеяло чистым воздухом, словно склеп распахнулся, окрыляя и дав нам надежду на то, что все еще может быть хорошо.
Вытерев руки поспешно о свой зад и прошипев что-то о том, что черт его дернул забыть в раздевалке влажные салфетки, Себ осторожно взял меня за руку, смело шагнув вперед, в узкий темный проход, где по-прежнему было ничего не видно, но было уже не так страшно, словно мы стали частью фильма ужасов, где за углом нас ждали голодные зомби.
По моим ощущениям, которым тяжело было доверять из-за беспросветной темноты вокруг, мы спускались постепенно вниз под небольшим наклоном, а потом шли еще немного вперед, когда наконец раздались приглушенный гул сотен мужских голосов, которые что-то выкрикивали, выли и свистели, отчего мое сердце дрогнуло радостно и одновременно испуганно.
Ну вот мы и на месте!
Когда этот гул усилился и стал более отчетливым, Себ остановился, поворачиваясь ко мне и прошептал быстро, но очень серьезно и настойчиво:
— Лапушка, мы договорились! Никакой самодеятельности! Ты просто прячешься и смотришь, что происходит! Если тебя кто-то увидит, то — упаси боже — поражение Бродяги будет целиком и полностью на твоей совести! Ты осознаешь это?
— Да, Себ!
Боюсь, что я осознала это так отчетливо и ясно, что мои ладони стали мокрыми от страха, а Себ лишь отрывисто кивнул, толкая дверь впереди и сгибаясь, потому что она была в половину его роста.
Я несмело последовала за ним, переступая высокий порожик, и хватаясь обеими руками за светлую рубашку Себа, чтобы случайно не споткнуться и не загреметь на весь нулевой этаж…
Впрочем, едва ли кто-то обратил внимание на нас, даже если бы я выплыла голой с противогазом на голове и рупором, напевая матершинные песни, поскольку все взоры мужчин были обращены только исключительно вперед, туда, где и была клетка.
Не закрывая за нами потайной двери, Себ выглянул одним глазом из-за тяжелой темной портьеры, которая по краям загораживала барную стойку, осмотревшись быстро, но тщательно и наконец кивнув: