Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
Шрифт:
Он отвез ее с собой в Рим и там вверил заботам своей жены и молодого сына. Так Констанца стала жить в семье сенатора. Так Всеблагая Богородица избавила ее от всех невзгод, как спасала она уже многих. Констанца вела жизнь набожную и кроткую и творила добрые дела.
Жена сенатора приходилась Констанце теткой, но женщины не узнали друг друга. Не знаю, как такое возможно. Но так уж вышло. Теперь я оставлю Констанцу в ее новой семье, а сам вернусь к королю Нортумберленда, Элле, который по-прежнему печалился и горевал по утраченной жене.
Его уже
Впереди Эллы скакали его гонцы, извещая всех о его прибытии. Вскоре уже весь священный город знал, что паломником сюда едет могущественный король. Поэтому римские сенаторы, по обычаю, выехали ему навстречу, чтобы оказать почет его величеству. Ну конечно же им хотелось заодно и себя показать.
Среди этих сенаторов был, разумеется, и покровитель Констанцы. Он приветствовал Эллу, воздал ему почести, и король подобающим образом ответил на них. А спустя день или два король пригласил его со свитой к себе на пиршество. И кто, как вы думаете, оказался там среди гостей? Не кто иной, как Маврикий, сын Констанцы.
Одни, конечно, скажут, что это сама Констанца уговорила сенатора взять туда ее сына. Я не знаю, как было дело. Знаю только, что Маврикий присутствовал на том пиру. И вот что я еще знаю. Констанца велела сыну встать перед королем во время трапезы и смотреть ему пристально в лицо.
Элла был поражен, увидев этого мальчика. Он обратился к сенатору и спросил его, кто это дитя, стоящее перед ним.
«Бог свидетель, я и сам не знаю, – ответил ему сенатор. – У него есть мать, а вот отца, кажется, нет».
И он рассказал королю историю о том, как были найдены мать с ребенком.
«Видит Бог, – сказал он, – я за всю свою жизнь не встречал женщины более добродетельной. Я никогда не слыхал о замужней женщине или девушке, которая могла бы с ней сравниться. Она скорее подставит сердце под нож, чем совершит дурной поступок. Никто и никогда не сумел бы склонить ее ко злу».
Мальчик был вылитая мать. Они как две капли воды походили друг на друга. Так Элла вспомнил о самой Констанце и подивился: неужели это она – его дорогая жена – и есть мать этого ребенка? Разумеется, он смутился душой и постарался поскорее удалиться с пира.
«Что за фантазии меня одолевают, – говорил он сам себе, – если я точно знаю, что жена моя давно покоится на дне морском?» Но потом он задал себе другой вопрос: «А вдруг Христос Спаситель привел Констанцу сюда? Ведь однажды Он уже послал ее к берегам моей собственной страны».
И в тот же день он решил побывать в доме сенатора и своими глазами увидеть мать мальчика. Может быть, в самом деле случилось новое чудо? Сенатор почтительно приветствовал короля, а затем позвал Констанцу. Когда ей сказали, что сейчас она встретится с Эллой, она едва не лишилась сознания. Она не то что не плясала от радости, а едва стояла
Увидев жену, Элла поздоровался с ней и жалобно заплакал. Он узнал ее. Перед ним стояла его собственная жена. Сама Констанца онемела от изумления – она, точно дерево, приросла к земле. Ей вспомнилось то зло, которое причинил ей король (она ведь не знала правды), и ей было вдвойне больно видеть его.
Она упала в обморок, а очнувшись, тут же снова упала в обморок. Сам король, обливаясь слезами, просил у нее прощения.
«Клянусь Богом и всеми святыми на небесах, – говорил он, – что я так же невиновен в преступлениях против тебя, как твой родной сын. Наш родной сын, который так похож на тебя лицом. Пусть меня схватит дьявол, если я лгу!»
Теперь они лили слезы вместе. Они оплакивали прошлое. Они сетовали на то зло, что выпало им на долю. Люди, стоявшие вокруг, тоже исполнились жалости: от столь многих слез их несчастье казалось еще горше.
Простите ли вы меня, если на этом я прерву описание их скорби? Иначе мне до завтрашнего дня не кончить рассказа. А меня утомляют печальные описания.
Наконец, когда Констанца поняла, что Элла невиновен в ее изгнании, слезы ее сменились улыбкой. Супруги поцеловали друг друга сотню раз. Они были так счастливы, как еще не была и не могла быть счастлива ни одна супружеская пара. Сильнее радуются разве что в раю.
А потом Констанца попросила его об одном одолжении – в качестве возмещения за перенесенные горести. Она попросила его послать приглашение, составленное в самых вежливых словах, ее отцу, императору, умоляя его явиться на королевский пир. Однако она заклинала мужа ни единым словом не упоминать о ней.
Говорили, будто с этим приглашением к императору отправили Маврикия. Я этому не верю. Элла не мог бы проявить такое неуважение к великому правителю, под чьей властью находился весь христианский мир, и отправить к нему гонцом сущего ребенка. Лучше будет предположить, что король сам явился в императорский дворец и лично вручил приглашение.
Впрочем, я читал где-то, что посланником действительно выступал Маврикий. Согласно этому рассказу, император благосклонно принял приглашение, не сводя глаз с лица Маврикия. Этот ребенок напоминал ему дочь. Тем временем Элла вернулся в свою резиденцию и начал готовить самый пышный, самый великолепный пир. Он не пожалел на это золота.
И вот наступил назначенный день пиршества. Элла и его дорогая супруга приготовились встретить своего царственного гостя. Радостно и торжественно они выехали верхом ему навстречу. Увидев на улице своего отца, Констанца спешилась и опустилась на колени.
«Отец, – обратилась она к нему. – Ты, наверно, уже забыл свою родную дочь, Констанцу. Но вот – я перед тобой. Я – та девушка, которую ты отправил в Сирию. Я – та, которой было суждено погибнуть в одиночестве в безбрежном океане. А теперь, дорогой отец, смилуйся надо мной. Не отсылай меня больше в языческие края. Но возблагодари моего мужа за его доброту ко мне».