Кентурион
Шрифт:
Зухос ощутил неприятное чувство зависания. Словно одна кожа от него осталась, надутая как мехи, и колышется он в прозрачной воде человекообразным пузырем. Он почувствовал, как в нем зарождается страх, и пришел в ярость. Гость вытянул обе руки, широко расставляя пальцы, лоб его покрылся испариной в чудовищном усилии мысли.
– Повинуйся!
Но хозяин дома лишь набычился.
– Бархэ Таарем, Рахамэй Цидкэдха, Тамид Гомлэм! – рокотал его напряженный голос, и вот взревел торжествующе: – Барух шем квод малкуто леолам ваэд!
Зухосу почудилось; будто
– Хватит! – прохрипел Зухос. – Довольно!
И тьма растаяла, оставив по себе мурашки и липкий пот.
– Я достану золото…
– Жду, – ответил Иосеф. – Жду до праздника Опет в гавани Суу – это за пустыней, на берегу Эритрейского моря. [46] Туда я приведу два гаула, груженых оружием и доспехами.
46
Красное море.
– Жди, – буркнул Зухос.
Он заметил бледность на лице иудея, и черные тени под глазами, и взбодрился: победа досталась тому нелегко!
Повернувшись, бывший жрец вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Нерастраченная злоба клокотала в нём, требуя выхода. Слуги будто почувствовали его состояние – сжались, оплывая ужасом.
– Господин гневается на нас? – пролепетал нубиец Икеда.
– Нет…
Зухос вышел на Царскую Дорогу и зашагал в сторону гавани. Сомнения, порою всплывавшие в нем, закопошились снова. Превращая людей в слуг, он лишает их воли, подчиняет их души себе. Боевики из таких получатся, но станут ли они воинами? Не-ет, пока он не примет снадобье Тота, победы ему не одержать! А вот когда он откроет последнюю дверь четвертым ключом, узнает рецепт, приготовит средство… Вот тогда не придется бросать тупых буколов на римские мечи. Легионеры сами преклонят колени перед ним! Падут ниц и сочтут за счастье служить фараону Зухосу! Хотя нет – что за имя для царя царей и императора императоров?! Надо будет подобрать нечто более благозвучное…
Погрузившись в приятные размышления, Зухос одолел половину пути и вышел к каналу Хора. Вода утекала на восток, вливаясь в пруд, обсаженный миртовыми и лавровыми деревьями, и продолжала течение по каналу Монта, который вливался в ров вокруг римского военного лагеря. Канал Хора пересекал Царскую Дорогу, и через него был перекинут широкий каменный мост с галереями и портиками. Было шумно от разносчиков и водоносов, вопящих мальчишек и визгливых матрон.
– Покупайте кифи! – гнусаво выкрикивал торговец благовониями. – Есть ладан! Превосходная мирра!
– Ароматный метопий! – вторил ему конкурент. – Лучшее в мире средство для умащиваний и притираний!
– А вот вино! Отличное вино! Выдержанное! Упьешься за обол!
– Водички! Кому водички! Свежа-айшая водичка!
Слуги растолкали толпу продающих и покупающих, и Зухос перешел на ту сторону канала. Из короткой тени, отбрасываемой сфинксом в три человеческих роста, вышел и приблизился к нему человек в белом химатии. Легкая ткань, обычно перекинутая через руку, либо свободно свисавшая, укрывала голову и лицо незнакомца.
– Сальвэ! – сказал он натужно, словно удерживая большой груз.
– А-а! – узнал его Зухос. – Сальвэ, сальвэ… Ну, что скажешь?
– Скажу, что тот, кого ты замуровал в усыпальнице Хуфу, освободился.
– Да ну?! Помогли ему?.. Кто?!
– Он сам.
– Молодец! – восхитился Зухос. – Я сразу почувствовал, какая от Сергия исходит сила! Опасная сила. Все?..
– Нет. Жрецы Себека получили твой знак, перехватили Сергия с друзьями. И те предстали перед эмсехами…
– И? – задрал бровь бывший жрец.
– И освободились. А главного жреца теперь погребут, перекушенного пополам…
– Да-а… Прыткие ребятки, прыткие… Где Сергий сейчас?
– Он здесь. Он идет за тобой… – неожиданно незнакомец взмолился: – Отпусти меня!
– Нет, – отказал Зухос, соображая. – Где их можно найти?
Незнакомец помолчал, и выговорил монотонным голосом:
– В ксеноне «Стиганора»…
– Ты все сказал?
– Они собирались идти к Зешер-Зешеру…
– Уже лучше. Ступай…
Незнакомец развернулся и убрел походкой слепого.
– Зешер-Зешеру… – повторил мужчина, и лицо его просветлело. Он понял, куда слить свой нерастраченный гнев.
Прибавив шагу, Зухос бодро пошагал дальше, к пилонам фараонова дворца, где нынче проживал номарх. Пышные сады дворца примыкали на юге к Ипет-Ресит, а перед пилонами от Царской Дороги отходила Восточная улица. Прямая и затененная старыми каштанами, она вела прямо к римскому военному лагерю. Подходящее место… Зухос внимательно осмотрелся. Главное – верно выбрать жертву… Вот, самое то!
К нему навстречу, окруженный свитой, шагал сам номарх, плотный и потный Квинт Нигидий Хилон. Впереди него печатали шаг четверо легионеров в парадном, позади брела шестерка ликторов, тащивших на плечах вязанки фасций. Два раба шли, почтительно поддерживая тучного римлянина, а третий ступал сзади и нес большой зеленый зонт.
Зухос остановился, делая могучий посыл. Замер и эдил. Ликторы с легионерами сбились в кучу, бестолково топчась. Неожиданно глаза их опустели. Легионеры выхватили мечи и набросились на ликторов.
– Руби их! – азартно восклицал Зухос. – Коли!
Ликторы валились на плиты Царской Дороги, заливая ее кровью из страшных ран. Упала отрубленная рука, покатилась голова… Уничтожив ликторов, легионеры схватились между собой, не защищаясь, а лишь нанося удары. Они убивали друг друга молча и яростно, лишь громкое дыхание вырывалось из их оскаленных ртов. Последний легионер, оставшийся в живых, постоял, тупо глядя на кучу мертвых тел, деловито приставил свой меч к груди, и с размаху упал оземь. Выгнулся, подрагивая мускулистой ногой. Острие гладия вылезло из спины, окрашенное кровью.