Кентурион
Шрифт:
– Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!.. Эй! Хватит валяться! А то мой возмущенный разум уже кипит!
– Сними голову с печки… – протянул Искандер, зевая.
Сергий протер глаза и сел. Свежий утренний воздух бодрил.
– Полей мне, – попросил Лобанов Чанбу.
– Слушаюсь, босс! – бодро ответил тот, и щедро плеснул воды из кувшина.
Сергей омыл лицо, утерся и почувствовал себя готовым принять ха-ароший завтрак.
Корабль, между тем, подходил к пункту назначения. В глаза так и лезла «визитка» Александрии – ее маяк, чудо света. Чудо было громадно – с просторной площадки вздымался вверх исполинский квадратный блок с облицованными мрамором стенками, заваленными внутрь. Дальше в небо его продолжала восьмигранная башня, поддерживавшая третью ступень – сам маяк, круглый, с хитроумными зеркалами на верхушке, отбрасывавшими свет за сорок миль. Утренняя заря выкрасила этот античный небоскреб в розовые тона, зажигая желтые блики на золоте и стеклах, сохраняя сгустки тьмы в провалах окон.
– Невероятно… – пробормотал Искандер. – Отец мне рассказывал про Александрийский маяк, но я ему мало верил. Думал, привирает, а он правду говорил…
– Жрать подано! – объявил Эдик, порывая романтичный флер, и раздал по пайке всем восьмерым – по хвосту жареной рыбы на лепешке в одни руки. – Кофе холодный, – добавил он, – называется «сок персиковый, разбавленный»!
Набив рот жареной лихией, Сергий вернулся к борту. Берег приближался, стал виден вход в бухту – между краем острова Фарос и крутым береговым мысом. Ближе к мысу из воды торчали скалы, клокотавшие буруны плевались на камни пеной.
Трирема прошла поближе к маяку и вплыла в гавань Эвност. Открылся город – ряды кораблей у причалов, крыши складов, нагромождения пышной зелени, белые дома по пологому склону, крытые красной, желтой, бурой черепицей, портики храмов. Удобнейшую бухту, прикрытую с моря островом, разделяла надвое дамба Гептастадион, разорванная у берегов. Там, над широкими проходами для кораблей, поднимались арки мостов на высоченных пилонах. «Тетис» проследовала под южным мостом, и вошла в Большой порт. Оставив по правому борту Посейдоний, храм эллинского бога моря, выстроенный у главной пристани, обогнув островок Антиродос, трирема вошла в Царскую гавань у основания мыса Лохиада. Ближе к причалу белел колоннами храм Изиды Лохийской, а подальности раскинулась Регия – колоссальный дворец Птолемеев, уступами спускавшийся к морю.
Хохоча и переговариваясь, моряки пришвартовали корабль. В решетчатом фальшборте открылась дверца – будто калитка в заборчике – и трап соединил палубу с причалом.
– Станция «Александрийская», – тут же схохмил Эдик, – конечная! Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!
– Топай, топай, давай… – проворчал Гефестай, беря в охапку мечи всей честной компании.
По широкой лестнице, уводившей к царскому дворцу, спустился офицер в красной тунике и в блестящем шлеме, украшенном пышными перьями. Калиги на нем были новенькие, яркого алого цвета. Офицера сопровождали двое лбов в анатомических панцирях. Морды наели такие, что нащечники шлемов не застегиваются, волосатые ноги как стволы лохматых финиковых пальм, руки как ноги – сжимают рукояти мечей, на каждом пальце по перстню.
Офицер, храня достоинство, оглядел пассажиров триремы, упакованных в простые туники и короткие штаны-браки, и выбросил руку в латинском салюте:
– Сальвэ! Я примипил [9] Второго Траянова легиона.
– Сальвэ… – вскинул руку Лобанов. – Звания пока не имею, просто преторианец.
– Я ожидаю Сергия Роксолана, – сказал примипил.
– Ты его дождался, – ответил Сергий, и протянул руку к Искандеру.
Тиндарид достал из-за пазухи кожаный футлярчик – кисту – и вложил Сергию в руку. Обратным движением Лобанов протянул закупоренное послание примипилу. Тот сорвал печать, откупорил футляр и выковырял скрученный листок папируса с грозным приказом Марция Турбона – «помогать, содействовать, пропускать…» и так далее.
9
Примипил – старший кентурион, командир первой кентурии первой когорты.
– Пройдемте со мной, – молвил примипил, дочитав папирус. – Вам выделены комнаты в южном крыле дворца.
– Ух, ты! – впечатлился Эдик.
– Не больно-то радуйся, – умерил его восторги Уахенеб. – Дворец уже лет сто как заброшен.
– Все равно ж царский!
Сергий, Гефестай, Искандер и Эдик двинулись следом за кентурионом. Четверо рабов замыкали процессию.
– Как обращаться к тебе? – спросил офицера Лобанов.
– Зови меня Сезием Турпионом, – ответил тот. – С тобою я знаком, а имена товарищей твоих мне лучше не знать.
– Правильно, – кивнул Эдик. – Меньше знаешь – крепче спишь!
Примипил насмешливо фыркнул.
– Нам нужны подробности о Зухосе, – спокойно продолжил Лобанов. – Кто он, откуда, женат ли, имеет ли родню, с кем общается… В общем, все, что на него накопали!
Сезий Турпион помолчал, соображая, и заговорил:
– Его настоящего имени никто не знает. Эллины зовут его Зухосом, египтяне – Эмсехом, по-нашему это значит «крокодил»…
– Ну и имечко! – хмыкнул Эдик.
– Да уж, – кивнул примипил, поднимаясь по ступеням. – Зухос – найденыш, его подобрали жрецы из Крокодилополиса, вырастили, обучили на свою голову, сделали жреческим слугою при храме Себека. Это местный бог пучин, которого египтяне рисуют с головой крокодила. Думаю, имя свое Зухос заслужил не зря – он холоден и равнодушен, как эта речная тварь. И так же безжалостен. Еще в отрочестве овладел тайным знанием сэтеп-са, мог убивать силой духа или погружать в сон. Он обрел способность невидимым миновать любую стражу, мог заставить кого угодно сотворить что угодно. По его приказу добродетельная матрона становилась развратной женщиной, а купец-скупердяй раздавал свое золото нищим… Император Траян принял Зухоса к себе на тайную службу и направил в Индию – подглядывать и подслушивать. Принцепс лелеял ту же мечту, что и Александр – присоединить к Империи индийские земли. Зухос пробыл в тех краях года три или больше, только не шпионил, а получал образование у тамошних магов. И способности его сделались просто демоническими! Теперь он никому не служит, кроме себя, превращая ближних и дальних в своих слуг. Его опора – это буколы, бродяги-волопасы из Дельты, разбойники и враги народа римского. Зухос регулярно наведывается в Буколию, переправляет туда оружие и золото. Привлекает жрецов, обещая им возвращение старых порядков. Обольщает эллинов и иудеев. Дескать, стану я фараоном, и верну вам славу прежнюю и богатства, отнятые Римом!
Мужчины поднялись ко дворцу, миновали бронзовые ворота в высокой мраморной ограде, и прошли под сень колоннад. Здесь гуляло эхо, и шаги гулко отдавались, мечась среди мраморных столпов.
– А где Зухос сейчас? – спросил Сергий.
– Вероятно, в Александрии, – ответил примипил, выходя в обширный перистиль. Посреди перистиля сох старый мраморный фонтан, из зарослей сорной травы, вымахавшей по пояс, торчали статуи.
– Вероятно? Или точно?
– Точно о Зухосе говорить нельзя! Но на днях мы нашли мертвого стражника в квартале Ракотида. Молодой, здоровый парень, ни царапины на теле, ни малого следа яда, а лицо такое… Будто перед смертью он увидал целый легион «отвращающих лица» – злых демонов ночи! Так убивает Зухос… Располагайтесь! – показал кентурион на комнаты, выходившие во двор. – Можете занимать любую.
Он подал знак своим дюжим бойцам, и направился к выходу. Замешкавшись, примипил повернулся к Сергию, и неуверенно сказал:
– Я второй год пытаюсь заполучить портрет Зухоса, но местные художники боятся изображать «Крокодила». Все, что я знаю, – Зухос высок и статен, волосы на голове он начисто сбривает, как местные жрецы. Кожа бледная, нос хрящеватый, с горбинкой, глаза большие, а ресницы по-женски густые. Уши оттопыренные. Голос у Зухоса красивый, глубокий, а походка… Он не ходит, а ступает, являя себя… – Сезий Турпион вздохнул: – Описание это добыто целой чередой смертей. Наши парни, умирая, передавали по цепочке одну черту Зухоса за другой…
– А особые приметы у «Крокодила» имеются? – спросил Сергий. – Ну, там, родинки, шрамы…
Сезий оживился.
– Насчет шрамов не осведомлен, а родинка у Зухоса есть! Большая, слева на шее, похожа на косую звезду.
– И последний вопрос. С чего начать наши поиски? Что бы ты сам взял за отправную точку?
Сезий ненадолго задумался, и выговорил:
– Я бы начал с храма Сераписа и с Мусейона… И там, и там у Зухоса хватает сторонников. В Серапейоне – это египтяне-фанатики, а в Мусейоне – ученые эллины. Эти спят и видят, как власть в Египте вернется к царю из рода Птолемеев. Они согласны терпеть даже фараона Зухоса, лишь бы не мы правили Египтом. Не любят «грэкусы» Рим! Ну, ладно, пошел я…