Кентурион
Шрифт:
От полного разгрома бунтовщиков спасло наступление темноты – триерархи не стали рисковать кораблями на воде, золотой и красной от закатных красок. А где там глубокая вода, а где мелкий прилив над полями? Сесть на мель в половодье очень просто. Но очень сложно сняться с мели в ночную пору.
– Публий! – прокричал Сергий с туриты. – Правь к Ахетатону!
Публий расслышал его, кивнул и прокричал приказ губернатору-кормчему. Негр с колотушкой резко сбавил темп – некуда больше спешить, враг был разбит и расточен. Трирема направилась к Хататону – северной окраине брошенной столицы.
Гавань Хататона глубоко вдавалась в берег – по трем сторонам квадрата, выложенного гранитом, тянулись причалы с каменными тумбами для швартовки, а четвертая сторона открывалась к реке. Обе триремы и бау заняли лишь треть гавани – места здесь хватало.
– Добровольцы, строиться! – гаркнул Сергий. – Враг не дремлет!
Эллины и египтяне, разбавленные нубийцами с иудеями, выстроились.
– Ставлю задачу! – зычно объявил Сергий, оглядев строй. – Растянуться и прочесать местность! Женщин и детей не трогать, вооруженных – задерживать! Если сами сдаются в плен – вязать! Если сопротивляются – уничтожать на месте! Египтян ведет Уахенеб! Эллинов – Тиндарид! Иудеев – Иоанн! Нубийцев – Эзана! Я веду римлян! Выдвигаемся!
Лунный свет и факелы малость разогнали тьму. Прочесав Хататон, добровольцы вышли к северной части дворца фараона – полуобрушенным стенам из серых кирпичей-сырцов, одиноким колоннам, чьи капители не принимали более на себя тяжесть потолков, перегородкам по грудь высотой, аркам, ведущим из пустоты в пустоту. Факелы высвечивали фигуры на рельефах, в древности богато разукрашенные вставками из лазурита, сердолика, бирюзы. Теперь от былого великолепия остались одни лишь вдавленности – следы от выковырянных инкрустаций. Лишь кое-где блестели осколки стекла и фаянса. Хрустя черепками и пиная куски глины, отряд миновал обычного вида пилон, и попал во двор с побитыми статуями Эхнатона из кварцита и гранита. Во дворе никого не было, но гул голосов, доносясь из трех входов-выходов, красноречиво свидетельствовал – дворец не пустовал.
Дворец и располагался-то не по правилам – он занимал место по обе стороны от Дороги процессий, шириной в восемьдесят локтей. Обе дворцовые половины соединялись крытым мостиком с тремя пролетами: два боковых были устроены для пешеходов, а средний, пошире, для колесниц. Над ним мостик-галерею прорезало «Окно явлений», откуда фараон показывался народу.
Сергий двинулся по той половине, что лежала дальше от реки, и вышел в колонный зал, заставленный высокими, богато декорированными колоннами из золотисто-желтого песчаника. Пальмовидные капители были отделаны цветным фаянсом с позолоченными перегородками, а полы выложены плитками из желтоватого с молочными прожилками алебастра.
Сергий все это хорошо разглядел, потому что между колонн горели костры, ярко освещавшие толпу вооруженных людей, бесновавшихся вокруг овального бассейна, полного белого песка. На песке сидело человек десять немолодых, но крепких мужчин в туниках и легионерских калигах, связанных попарно. Толпа вопила и улюлюкала.
– Распять поганых римлян! – слышались выкрики.
– Верна-а! Пускай отведают креста!
– И без погребения чтоб, без погребения!
– Правильно, Руи!
– Так им и надо, зерноедам!
– Во-во! Зерна тащите! Напихаем им в пасти, пускай до смерти нажрутся нашего хлебца!
– Верна-а!
Рядом усердно трудились плотники, пристраивая деревянные перекладины к квадратным колоннам портика, отгораживавшего колонный зал от высохшего сада.
– Десять человек обходят бассейн слева, – тихо скомандовал Сергий, – остальные справа. Вперед!
Полы, почти полностью занесенные песком, хорошо глушили шаги, да и бунтовщики так шумели, так увлечены были приготовлениями к казни, что ничего не слышали.
Сергиев отряд напал на них молча, без криков и кличей. Ножи и мечи зарезали и зарубили человек десять, прежде чем палачи-любители осознали опасность. Но не сгрудились стеной, не перешли в контратаку, а заметались, попадая на ножи и копья. Человек пятнадцать или больше – в тусклых отсветах не сочтешь – дунули в сад, и попали к эллинам Искандера. А тут и нубийцы Эзаны подоспели, невидимые в ночи, и перещелкали из луков тех, чьи силуэты четко обрисовывались на фоне горящих костров. Покончили со всеми.
Внимательно осмотревшись, Сергий взошел на ограждение бассейна и перешагнул на песок, устилавший его дно.
– Кто ты? – резко спросил один из связанных, мужчина с крупными чертами лица, широковатым носом и приплюснутыми ушами.
– А ты кто? – вопросом ответил Сергий, поигрывая ножом.
– Я – Сергий Ремигий Паулус! – гордо ответил связанный. – Ветеран Третьего Траянова легиона!
– А я – Сергий Корнелий Роксолан, – в тон ему ответил Лобанов, – декурион претории! Сальвэ!
С этими словами он наклонился и перерезал путы.
Соскочивший на песок Эзана тоже вытащил нож. Поправлять нубийца не пришлось – Эзана верно понял ситуацию, и резал не пленных, а веревки, стягивавшие им руки.
– Это все Зухос… – прокряхтел сосед Паулуса, растирая затекшие руки.
– Откуда знаешь? – насторожился Сергий.
– Слыхали… Эти болтали, бунтари недоделанные… Вроде как Зухос дал сигнал, а они и рады стараться! Сейчас по всем деревням, до самого Мемфиса, волнение.
– Ясненько… – протянул Роксолан, приседая на бортик.
Нога его уперлась во что-то твердое. Нагнувшись, Лобанов поковырялся в песке и выгреб забавную статуэтку – модель царской колесницы, запряженную обезьянами, с мартышкой-возничим. Да-а… Крепко «любили» и чтили Эхнатона в народе!
– А вас за что повязали? – спросил Лобанов.
– Как за что?! – комически изумился Паулус. – Мы ж римские граждане! Стало быть, повинны во всех их бедах. А я двадцать лет мерз в северных лесах, колошматя вонючих германцев! Вот и решил поселиться там, где всегда тепло. Приехал сюда с друзьями из Молниеносного, Железного, Второго Вспомогательного… Получил участочек, усадебку отстроил, благо было из чего… И на тебе – бунт! А я-то здесь при чем?! Налоги с вас дерут? А мне с тех налогов ни асса ломаного не перепадает! Что вы на меня-то лезете?! Да их разве убедишь! Машут дубинами, глаза на лоб… Спасибо, – переменил он тему, – вовремя вы подоспели. Иначе висеть бы нам и вялиться… Быстро вы, однако!