Керенский. Вождь революции
Шрифт:
А потом, как в старом анекдоте про лошадь, «но не шмогла я, не шмогла». Извините! Политика — это весьма непростая вещь, а большевики не на свои кровные и честно заработанные живут и агитируют за окончание войны. Ни в жизнь не поверю, чтобы их лидеры печатали газеты, содержали парт аппарат и оплачивали командировки своим членам за свой счёт.
Любая политика — это, прежде всего, деньги, деньги и только деньги, ну и идея, и фанатики этой идеи, куда же без них! Остальное — болтология и враньё, враньё и болтология.
Все партии
Кому выгоден сепаратный мир с Германией? Германии! А кто ратует за это и агитирует солдат против войны — большевики! А зачем? Ну, нравится им это. Берегут солдат. За Родину переживают. А на чьи деньги переживают? На общественные, правда, общество не российское, но всё же…
Кто ратует за продолжение войны? Эсеры и кадеты, да еще меньшевики, а потому, делайте выводы, господа! Здесь у них интерес, правда, позаковыристей будет и, скажем так, весьма разноплановый, но всё же…, всё же…»
Послушав и посмотрев на бурлящее внизу человеческое море, откуда уже посматривали на их галёрку, Керенский с Коноваловым засобирались и ушли. Путь их лежал к месту заседаний Временного комитета Государственной думы. Мимо проходили и пробегали разные люди, не задерживаясь в сознании Керенского. Он шёл вслед за Коноваловым, который показывал дорогу, и не обращал ни на кого внимания.
В Екатерининский зал они зашли тихо и, пройдя к столу президиума, были встречены лично главой Временного Комитета Родзянко. Впрочем, он тут же увёл их в свой кабинет.
Вольготно рассевшись в большом кресле, он предложил присесть и Коновалову с Керенским. Те чинно присели на стулья рядом со столом в центре кабинета. Александр лишь досадливо поморщился: они невольно оказались в положении просителей, поставили себя ниже Родзянко, пусть и случайно.
Глава Комитета производил хорошее впечатление. Этот грузный, мощный человек, с решительным и уверенным лицом, обрамлённым усами и короткой, с проблесками седины, бородкой, был полностью уверен в себе. Даже, можно сказать, слишком уверен. Сразу видно бывалого авантюриста.
Михаил Владимирович Родзянко, в узких политических кругах больше известный как «Барабан» за свой громкий голос и грузную фигуру, грузно развалился в кресле и пристально рассматривал бледного, ещё не оправившегося от травмы Керенского. Коновалова он удостоил лишь мимолетным взглядом, после которого сразу же начал разговор:
— Итак, любезный Александр Фёдорович, вы снова с нами и снова в строю. Признаться, без министра юстиции сейчас будет довольно сложно работать. Особенно после отмены смертной казни, тем более, что вы ещё и член Временного Комитета.
— Я знаю, Михаил Владимирович,
— Да! — громкий возглас Родзянко прервал речь Керенского на полуслове, — Я ещё раз убедился, что вы прекрасный оратор и умеете подать любую информацию в нужное время. Однако мой кабинет не то место, где стоит оглашать воздух вашими пылкими революционными речами. Вы, как министр юстиции, должны понимать, что сейчас вся сила и власть принадлежит Временному Комитету Государственной Думы.
Керенский опешил. Этот Родзянко был слишком уверен там, где никакой уверенности не должно было быть вообще. Сейчас царил разброд и шатание, поддерживаемое хаосом разновекторных и не всегда обдуманных решений людей, стоящих у власти.
По всей видимости, глава был полностью уверен в своём абсолютном могуществе, за которым, однако, стоит один пшик. Но Россия — это не Африка! И здесь обычная человеческая глупость или самонадеянность не пройдут, что и доказала сама история, наказав всех самонадеянных глупцов.
— Я не понимаю, на чём зиждется ваша уверенность, — Вежливо, но непреклонно заявил Александр Федорович, — Что вы, как Председатель Временного Комитета, имеете настолько полномочия. Пока я болел вы что, стали считаться выше Временного правительства, да ещё и законной властью? Или вы прошли все процедуры, которые предусмотрены для хотя бы условной легитимности? Например, по решению Сената?
— К чёрту Сенат! Государственная Дума является законодательным органом, и вам ли, Александр Фёдорович, об этом не знать?!
— Михаил Владимирович! Власть — это Временное правительство, а не Временный Комитет Думы, которая практически распущена и работает в очень усечённом составе. Кроме того, следующим законодательным органом будет Учредительное Собрание, которое ещё предстоит созвать. А вы тешите себя напрасными надеждами и пытаетесь взять в руки власть, которой не обладаете. Это просто удивительно, если не сказать больше!
Родзянко глумливо рассмеялся и снова заговорил. Его раскатистый голос отразился от стен кабинета и заставил болезненно поморщиться как Коновалова, молчаливо наблюдающего за происходящей пикировкой, так и Керенского, который медленно закипал от гнева.
— Временный Комитет и является Государственной Думой. Мы предпримем все меры, чтобы он обладал не меньшим влиянием, чем сама Государственная Дума.
«Вот что за гадство! Сидит тут, разваливает всё, до чего может дотянуться. И роль его в отречении от престола Николая II весьма непонятна. А ведь не последний человек был — Председатель Государственной Думы. На кого работаешь, дядя? Все вы только умеет разваливать, да декларации о намерениях подписывать».
И, неожиданно, даже для самого себя, Керенский сказал вслух.