Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II
Шрифт:
– Можно рассмотреть несколько вариантов, почему всё так странно сложилось, – продолжал ангел. – Но они в итоге так или иначе сводятся к одному…
– …что мы рассчитывали в должный срок иметь в руках знамя и оружие, а получили только знамя, – закончил Алексей. – Маленький такой флажок.
– Вы всё поняли, – согласился ангел.
– Скажите, крылатый, – подал голос Сарвил, – а насколько можно быть уверенным в данном суждении? Я имею в виду: что посвящённого Белому Льву человека не существует?
– Я не сказал: не существует. Он должен быть, поскольку существовал раньше – и не… умер… сейчас. Но его нет на лице
– И в чём же возникли сомнения? В чём?
– Ну… главное – совершенно неясна природа того, что возникает сейчас в сердце Степи. Внешне это будто бы Авенезер Третий, воскресший к своему нечестивому бытию… да только всё говорит за то, что в него вошёл некто, нам пока не известный – вошёл наподобие того, как Астерий, например, входил в свои подменные тела… или что сущность прежнего Авенезера была не столь проста, как это казалось…
– От старого мерзавца сталась одна шкурка? – почти весело спросил Сарвил.
Ангел молча кивнул.
– Погодите, – сказал Алексей. – Мы всё время уходим куда-то в сторону…
– Здесь невозможно думать, – сказал ангел. – Это же не дом – на самом-то деле… Приходите в монастырь, там и поговорим. Там всё сами увидите. Своими глазами.
– …Я продолжаю…– Алексей сделал усилие, и будто нога вычмокнулась из болота; на несколько секунд вернулась ясность мысли. – Если кесаревна Отрада – не тот человек, который должен спасать этот мир… а получается, что так оно и есть – то теперь мне просто нужно вытаскивать её саму, и всё. И всё! Колдун, – он повернулся к наезднику на птицах, – я сам, своими руками похоронил вашего мастериона. Я знаю, где его могила. Если вы вернёте мне девушку, я отведу вас туда.
– Отведёшь, – медленно кивнув, сказал колдун. – Не отведёшь – отрежем ей голову. А так – будет жива.
Он вынул из-за пазухи изогнутую дудочку, украшенную медными завитками, и продудел сложную фразу. Через минуту дудочка откликнулась радостно, коротко и зло.
Это был обвал.
От бессилия – сдавило грудь. Невидимая трясина взметнулась под подбородок, поползла выше. Кажется, померк свет. На своём плече Алексей вдруг почувствовал крепкую руку.
– Не сейчас, – сквозь гул сказал мёртвый Сарвил. – И не здесь. Нельзя.
Алексей и сам почему-то знал, что нельзя.
Мелиора. Болотьё
…Когда в начавшихся сумерках по всё ещё осторожничающим, но упорным и неутомимым степнякам неожиданно ударили с двух сторон, необыкновенно быстро смяли их и раздавили, десятник Азар уже был уверен, что всё кончено. У него осталось шестеро на ногах, да пушка с последним зарядом. Сквозь розовую завесу в глазах Азар видел, как приближаются тёмные размытые удлинённые фигуры. Почему-то казалось, что они идут, клонясь набок.
Только когда до фигур оставалось шага три, Азар понял, что это – конкордийские лёгкие пехотинцы. Он вроде бы поднял меч, но идущий впереди успокаивающе помахал рукой.
Потом был непонятный провал памяти. Потом Азар и остальные
Континент. Граница между Степью и Конкордией, около пятисот вёрст от побережья
Именно в эти минуты в Долине Качающихся Камней начало происходить что-то новое. Парящие над долиной подзорные птицы видели, как буроватая людская масса, находящаяся долгие ночи и дни в сложном кружении, вдруг подёрнулась стрелочками, словно осенняя лужа. И вскоре можно было рассмотреть одиннадцать островков, отличных даже по цвету. Вблизи, если бы птицы могли опуститься низко (они не могли), то увидали бы, что голые истощённые сероватые люди сидят вплотную друг к другу на покрытой слоем нечистот земле, подобрав под себя ноги. Руки сидящих переплетались невообразимо сложным образом, глаза были закрыты, лица сосредоточены и спокойны, а дыхание сделалось таким редким и медленным, что ни у какой птицы не хватило бы терпения ждать достаточно долго, чтобы уловить: грудь чуть поднялась… задержалась… опустилась…
И одновременно на безжизненном полуострове Дол, вдали от рудничных и рыбацких посёлков, в солёной низменности, не видимые ни людьми, ни птицами, – в таком же причудливом кружении шли мертвецы. Конечно, далеко не все павшие в этой войне попали сюда – но и тех, кто здесь был, насчитывалось никак не меньше пятнадцати тысяч. И совершенно синхронно с тем, что происходило в Долине Качающихся Камней, здесь образовывались островки неподвижности…
А если бы ещё кто-то мог находиться много выше птиц, очень высоко, на полпути к светилам, он увидел бы вот что: Долина Качающихся Камней и низменность на Доле располагались в тупых углах огромного ромба; в острых же его углах располагались: Башня Ираклемона на юго-востоке. И на северо-западе – самое сердце угольно-чёрной пустыни, Впадина Чаши, Предбездна…
Словно косая черта пересекала мир, в верхнем левом его углу погружаясь в размытое дымное пятно.
Часть вторая
Глава первая
Мелиора. Кесарская область. Неподалёку от Столии. Поместье Пактовиев
Филадельф во времена учения предупреждал: знание лишает воли. Не всякое знание, а то, которое и избыточно, и недостаточно в одно и то же время. Такое рано или поздно случается с каждым, ищущим пути. Но, пожалуй, Алексея это скорбное безволие поразило в самый неподходящий момент. Надо было что-то делать, собирать известия, драться – а он просто ждал, когда что-то произойдёт. Не зная при этом, что именно должно произойти.
Иные дни он проводил целиком на озере: смотрел на гладь, на отражённые огненные деревья, на вянущие тростники, слушал шелест и плеск, вдыхал запахи полной воды, тины, тёмного сырого песка… По тростникам бродили цапли; изредка откуда-то от островков прилетала семейка молодых белых пеликанов, устраивала шумную возню. По другому берегу, а вернее, по дамбе, насыпанной давным-давно и разделившей длинное озеро на два поменьше, проходила дорога; он видел вдали очень маленьких лошадок и почти не видел людей.