Кетанда

Ремизов Виктор Владимирович

— Это хорошо, молодец, — повторил глава, осматривая мясо и надевая варежку. — Бык-то какой здоровый. И жирный, зима вроде, а вон, жиру-то! Отрубил бы девчонкам в администрацию по куску.

— Дак. — Данилов глянул на Сашку, соображая, не рассказал ли он, что лося всего половина, и растерянно повел рукой в сторону мяса.

Глава по-своему понял этот взгляд, засмеялся, как будто это была шутка.

— Давай только как следует все это дело оформим. У нас пакеты есть хорошие с эмблемой поселка, список девчонки дадут, ну и тоже — пусть помогут разнести. Я бы и сам

пошел, да мне сегодня некогда, в город еду.

Сашка остался рубить мясо, а Данилов с главой зашли в избу. Наталья, пришедшая прибраться с утра, уже вымыла стол, притерла полы. Данилов достал из холодильника водку. Налил. Глава поднял стопку.

— Вот что я вам скажу, ребята! — начал он громко, так, чтобы и Наталья слышала из кухни. — Я просто скажу! Побольше бы нам таких добрых дел! И все бы у нас было хорошо! И нам, администрации, полегче было бы. А то знаешь сколько у меня этих пенсионеров? И всем надо! Кому дров, кому чего! А тут вот! И небольшая вроде помощь, а… — Глава развел руками. — Спасибо тебе, и низкий поклон от людей.

Он, однако, даже головы не склонил, а просто выпил, занюхал куском хлеба и мимо ничего не понимавшей Натальи направился к выходу. Уже в сенях нагнулся к Данилову:

— Ты девчонкам по паре кусков брось, а то они у меня хуже пенсионеров — зарплаты-то никакие…

Они с Сашкой загрузили мясо в уазик-буханку, и Сашка поехал в администрацию. Данилов не поехал. Хотел по-людски, а тут черт-те что… Домой пошел.

Дома он отдал деньги жене, умылся и молча сел есть. Хотел рассказать про мясо, но не знал, с чего начать. То ли про стариков, то ли про главу с его бабами, опухшими от недоедания. Так и ел молча. Поев, завалился спать, совсем вымотался за три дня охоты. Заснул сразу, но уже через час проснулся. Злой лежал, стиснув зубы, представлял, как Сашка ходит сейчас с бабами из администрации, и остро, с обидой чувствовал, что это совсем не то, что должно было быть сделано. Ему казалось, что стариков только унизит это мясо. Он вспоминал, как они с Николаичем с шутками заходили, уважительно здоровались, присаживались поговорить. Николаич-то всех знал по имени-отчеству.

Он встал, оделся и пошел на базу. Уазик почему-то стоял возле. Данилов вошел в избу. Наталья сидела в кухне со слезами на глазах и глядела в окно. Из горницы доносился пьяный Сашкин голос. В Данилове кровь заиграла, он нахмурился и вошел. Небритая, пьяная Сашкина морда тоже была в слезах. Такого Данилов еще не видывал.

— Чего случилось-то?

— Не могу я! — Сашка пьяно и, видно, больно куснул себя за кулак. — Ты сам иди, там, — он взмахнул руками, — ты, понимаш. — он опять как-то глупо, ни к селу ни к городу мотнул головой.

— Да что, такое-то, вашу мать! — обернулся Данилов к Наталье.

— Мясо же он возил…

— Ну!

— Дак стариков-то жалко! — и Наталья противно, тонко залилась так, что Данилов только хрустнул зубами от злости.

— А бабы из администрации?

— А, вот они тебе поехали. — Сашка секанул руку по локоть. — Себе мяса набрали, и… — он по-бабьи развел руками и скривил губы.

— А адреса дали?

— Дали! — Он вскинул

голову и уставился на Андреича. — Только там их цела куча! Я объехал-то ничего, а у меня мяса, считай, нет.

Сашка попытался зачем-то встать, но ноги его плохо держали, как будто даже тряслись, и он снова рухнул на стул.

— А ты как же так нажрался? — брезгливо сморщился Данилов.

— Как?! Они же люди, к ним же гость пришел, наливают. Я и не хотел, да нельзя никак. Ты вон сам иди! Увидишь!

В голосе Сашки была даже какая-то угроза, будто он хотел сказать Данилову еще что-то, совсем уж страшное, да держался. И Данилов почему-то терпел.

— Он и деньги им все отдал, что ему вчера охотники подали, — Наталья тяжело вздохнула. — Но все равно теперь запьет. Поедем, Василь Андреевич, остальное-то отдадим. Да вон колбаса еще осталась от охотников.

И так эта колбаса резанула, что Данилова захлестнуло слепой яростью, он чуть не повернулся и не заорал, чтобы она замолчала. Заткнулась чтоб, дура, со своей бабьей гадостью. Но он сдержался, набычившись, пошел мимо Натальи на улицу:

— Одевайся, поедем, — процедил хмуро. «Ничего нельзя доверить. Простого дела не сделают», — думал Данилов, усевшись за руль. Но не только злость была в нем. Было что-то еще, чего он не понимал, но чувствовал, что совсем не Наталья с Сашкой тут виноваты.

Список был большой — на четыре страницы. Сашка не отмечал, где был, и Данилов решил начать с середины. С третьей страницы.

Первый дед — «Васюков Иван Тимофеевич. Инвалид ВОВ. 1921 г. р…» — жил за пилорамой у оврага. Данилов остановился у покосившейся калитки. Наталья, пока ехали, раскладывала мясо и теперь вышла из машины с белым пакетом в руках. На нем по низу было написано синей краской — Администрация Никольского района. В правом углу — силуэт их разваливающегося собора, даже кресты нарисовали, которых никто и не помнил, а слева наискосок красным — С праздником 1 Мая. В пакете было не больше килограмма.

— Чего так мало?

— Так не хватит ведь всем.

— Давай, добавь немного. Да. — Данилов нахмурился, — убери этот пакет гребаный. В руки возьми.

Они взошли по ступенькам на небольшую веранду, выкрашенную изнутри салатовой краской, потом в сенях со скрипучими половыми досками он искал в темноте ручку двери, а Наталья налетела мясом в спину, несколько кусков упало, и Данилов нашарил их на полу. Наконец они вошли в теплую избу. Никого не было.

— Есть кто, хозяева?! — неожиданно для Данилова проговорила Наталья громко и почти весело.

— Тут я, заходите, — раздался негромкий старушечий голос из-за печки.

Старуха, расплывшаяся от старости, сидела, опершись одной рукой о край кухонного стола, другой о бадичек, как будто собиралась встать, и смотрела на незваных гостей.

— Здрасте, бабушка, Иван Тимофеич дома?

— Здрасте, здрасте, ково вам? — Бабка говорила спокойно и внимательно их рассматривала. Белое лицо ее с коричневатыми старческими пятнами на лбу и на щеке вызывало брезгливость, но глаза были с синевой и такие ясные, что Данилов даже подумал, что так не бывает.