Кэти Малхолланд. Том 1
Шрифт:
Услышав голос поварихи, Кэти вздрогнула от неожиданности:
– Ты еще не закончила чистить картошку?
– Почти закончила, мэм.
– Ты почистила репу?
– Почистила, мэм…
Повариха украсила зеленью блюдо палтуса под майонезом и поставила его на длинную узкую полку, соединенную с одной из стен.
– Я, наверное, сойду с ума. Надо столько всего приготовить – и на это мне дали всего четыре дня, – пожаловалась она вслух. – Хоть бы выбрали меню попроще, что ли. И думаешь, мне заплатят сверх жалованья за то, что я сбиваюсь с ног из-за этого приема? Куда там! Да еще мне придется помогать сервировать столы в зале. Нет, я больше этого не выдержу.
Рассеянно слушая сетования поварихи, Кэти
«Здравствуй, дитя», – услышала она голос матери, и перед ее мысленным взором пронеслись лица отца, деда, Джо и Лиззи. В воскресенье она поделится с домашними новостями, опишет во всех подробностях приготовления к балу в честь помолвки мистера Бернарда, расскажет о меню, обо всех чудесных яствах, которые будут предложены гостям, о цыплятах, утках и гусях, которые уже висят в холодильной комнате, ожидая, когда ими займется повариха; о поросятах, забитых специально для этого случая, о копченых окороках в погребе, о галлонах сметаны и о сотнях яиц, поступающих ежедневно на кухню с фермы, и об этой огромной корзине с сырами, присланной из Лондона… А еще она расскажет дома о том, как упала сегодня с помойными ведрами и забрызгала бриджи мистера Бернарда. Когда она столкнулась с мистером Бернардом, Кэти была до смерти перепугана, но сейчас, вспоминая об этом, она еле сдерживала смех. И уже представляла, как рассмешит ее рассказ домашних. Ее дед будет хохотать громче всех – он недолюбливает знать, поэтому эпизод с мистером Бернардом наверняка покажется ему очень забавным.
– Ну же, пошевеливайся. Не сиди целый день, сложа руки, – послышался недовольный голос поварихи.
– Я уже почти закончила, мэм. Осталось только две картофелины, – поспешно ответила Кэти, возвращаясь к действительности.
– Что-то долго ты сегодня чистишь картошку, – проворчала повариха. – Отскобли-ка мне лучше эти кастрюли, – она указала на три высокие стопки медных кастрюль сбоку от плиты. – И начисть их как следует – так, чтоб блестели.
Так проходил день Кэти, за чисткой овощей, мытьем кастрюль и выносом отходов, пока не наступала ночь. Тогда она брала свою свечу и, валясь с ног от усталости, шла спать.
Зимой каждому слуге выдавалось по две свечи в неделю, летом – по одной. Кэти никогда не использовала все полагающиеся ей свечи – к концу дня она была так вымотана, что, едва добравшись до постели, сразу же засыпала мертвецким сном. Однако она не могла взять не использованные ею свечи домой – правила были таковы, что прежде, чем получить новую свечу, надо было сдать огарок старой. Жаль, свечи очень бы пригодились дома, особенно долгими зимними вечерами, когда у ее отца возникало желание читать или обучать грамоте других шахтеров, так же, как его самого обучил в свое время грамоте мистер Берне, священник.
Впрочем, сейчас лишь одно имело значение для Кэти: завтра – день выплаты жалованья, а послезавтра она пойдет навестить родных.
В субботу утром Джордж Розье сидел за длинным столом в библиотеке и недовольно поглядывал на большой кожаный кошелек, разбухший от золотых монет. Каждый месяц, когда наступал день выплаты жалованья прислуге, он чувствовал покалывание под ребрами, и даже тот факт, что в течение года он прибирал к рукам большую часть заработка слуг, не мог смягчить его раздражения. Он уже и так страдал, когда ему приходилось оплачивать труд шахтеров, хоть и признавал, что некоторые из них – всего лишь немногие – в самом деле, заработали эти деньги. Но ведь домашнюю прислугу он обеспечивал всем – слуги жили под его крышей, питались и одевались за его счет. Мистеру Розье казалось вопиющей несправедливостью, что при всем этом он еще должен выплачивать им жалованье.
Джордж Розье вздохнул и дернул за шнур звонка. В следующее мгновение дверь отворилась, и на пороге появился Кеннард.
– Заходи, – пригласил его хозяин.
Дворецкий учтиво склонил голову набок и вошел в комнату. Вслед за ним вошли миссис Дэвис, Джейн Стоквелл, Фрэнк Татман, главный кучер, и Джеймс Уисден, главный садовник.
Когда настала ее очередь, Мэри Дэвис ровной походкой подошла к столу и присела в легком поклоне, выжидающе глядя на хозяина. Тот не спеша отделил один соверен от высокой стопки монет на столе, добавил к нему полсоверена и флорин и пододвинул к ней через стол деньги со словами:
– Один фунт двенадцать шиллингов.
Затем он принялся делить на маленькие стопки оставшиеся деньги, сверяясь, время от времени со списком, который держал перед собой.
– Фанни Крофт, шестнадцать шиллингов. Дэйзи Стадд, двенадцать шиллингов, – отрывисто говорил он, подталкивая стопки монет в сторону экономки. – Флорри Грин, четырнадцать шиллингов. Мэри Анн Хопкинс, семь шиллингов. Делия Миллер, один фунт. Дороти Блэк, восемь шиллингов. Иви Уокер, восемь шиллингов. Кэйт Мак Манус, четыре шиллинга. Кэти Малхолланд, четыре шиллинга… Вот, возьми, – он протянул экономке список прислуги. – Пусть распишутся в получении или поставят отметки. Кстати, – его длинный нос дернулся, и он слегка поморщился. Указывая пальцем на последнюю фамилию в списке, Джордж Розье спросил у экономки: – Эта Кэти Малхолланд – она умеет писать?
– Да, сэр.
– А читать?
– Да, сэр.
– Кто ее научил? – Он нахмурился, с подозрением глядя на экономку.
– Я думаю, ее отец, сэр, – ответила та после минутного колебания.
«Значит, Большой Малхолланд знает грамоту», – отметил про себя Джордж Розье. Ему следует помнить об этом, ведь грамотные шахтеры – зачинщики всех бед. Он сделал нетерпеливый жест рукой, и миссис Дэвис собрала деньги на небольшой медный поднос, подготовленный специально для этого, взяла список и вышла из комнаты, уступая место Джейн Стоквелл.
Выплата жалованья продолжалась, слуги один за другим подходили к столу, брали причитающиеся им деньги и, учтиво поклонившись хозяину, уходили. Только когда со всеми остальными было покончено и комната опустела, настал черед Патрика Кеннарда, самого высокооплачиваемого слуги.
Дворецкий всегда получал свое жалованье отдельно от остальных, что он рассматривал как знак особого уважения со стороны хозяина. К тому же другим слугам незачем знать, что он получает целых два соверена в месяц. Джордж Розье наблюдал, как Кеннард, взяв причитающиеся ему деньги, ставит вместо подписи крестик… Смешно, да и только: его самый привилегированный слуга, шеф всей прислуги, не в состоянии написать свое имя, в то время, как какая-то жалкая девчонка-судомойка умеет писать и читать!