Кэтти

Преклонных лет господин недовольно посмотрел на маленькую девочку, сидевшую на корточках у его ног, и промолвил:

— Жаль, что ты не мальчик!

Та, взглянув на своего дедушку, весело рассмеялась. Больше всех на свете она любила этого сурового старика с седой гривой и орлиным носом.

Был жаркий июньский день 189… года. Их окружала, насколько это было вообще возможно в графстве Галва, прелестная природа. Слева возвышался старинный дом рода Массерфилдов, чьим последним отпрыском

Невдалеке, окруженные полуразрушенной каменной оградой, паслись четыре коровы — все, что осталось от стада, принадлежащего Массерфилдам. Это был убогий дом. Скудность выглядывала из разбитых окон флигеля, давно предоставленного крысам, и который был завален всевозможным хламом.

— Право! Ты, кажется, прочла немало книг по стратегии! — сказал старик.

Кэтти утвердительно кивнула.

— Это замечательная наука, — вздыхая, заметил сэр Саун. — Шесть книг написал я на эту тему!

…Старый, сгорбившийся человек вышел из дома. Медленной походкой прошел через сад. Подойдя к беседующим, он, с остатками былой военной выправки, как-то неуклюже поклонившись, доложил:

— Кушать подано, сэр.

Опираясь на палку, генерал встал.

— Обед, Кэтти, — повторил он серьезно.

И рука об руку они вернулись в дом. За жареной свининой, которую старик и его внучка оценили по достоинству, они возобновили дискуссию на излюбленную тему генерала.

Девочка молча прислушивалась, в то время как речь старика становилась все более и более оживленной.

— Все это мне кажется мотовством, — заметила она.

Генерал, уставившись на ребенка, буркнул:

— Мотовством! Мотовством чего?

— Жизни, денег и всего, — объяснила она.

— Ты — маленькая глупышка. Что в этом может понимать тринадцатилетний ребенок!

— Полковник Вестхангер говорит…

— Полковник Вестхангер, — повысил голос старик, — дурак и плут! Еще больший дурак и мошенник, нежели твой отец! Да и вообще все Вестхангеры — идиоты и бездельники! Черт побери! Если бы твои зубы были бриллиантами, то они у тебя бы их повыдергали! В этом можешь не сомневаться!

Девочка спокойно выслушала тираду в адрес своих ближайших родственников.

— Полковник Вестхангер говорит, — продолжала она, — что если бы все гениальное, расточаемое для войны…

— Очень мало из всего этого он мог расточать, этот солдат муниципального ополчения!

— Ведь он же служит в настоящей армии, — поправила девочка.

— Армия может этим гордиться! — съязвил генерал и стукнул рукояткой ножа по столу. — И он еще говорит о стратегии, этот жалкий простофиля!

Кэтти, смеясь, покачала головой.

— Ах, генерал, — сказала она (девочка никогда не называла его иначе), — о стратегии он, конечно, никогда не говорил. Лишь утверждал, что это только трата денег, жизни и всего другого.

— А я бьюсь об заклад, что деньги у него были на первом плане.

— Жизни и всего… — повторила девочка, не обращая внимания на замечание старика. — Когда бы все научные исследования и гениальность применялись для приобретения благ человеческих…

— Ну, вот! Для приобретения благ человеческих! — торжествуя воскликнул генерал. — Это на него похоже, на этого осла! Этот умеет при помощи стратегии или как-нибудь иначе завоевывать блага. Один Бог что с тобой станется после моей смерти, ибо тогда это владение перейдет в руки моего племянника, жалкого, слабоумного протестанта. А твой отец так же не способен заботиться о тебе, как я совершить воровство.

Прежде чем продолжать эту беседу, он отрезал себе еще один кусок свинины, после чего только с некоторым любопытством спросил, будто заранее обдумав свои вопрос:

— И каким образом познания стратегического искусства могут помочь человеку в области приобретения благ человеческих?

Девочка сложила свою салфетку и спокойно ответила:

— Есть множество путей для этого… Но мне не верится, чтобы полковник Вестхангер или мой отец справились со своей задачей. Они не такие большие стратеги, как мы.

Старик улыбнулся.

— Как мы! — повторил он. — Ну а как бы ты добывала блага?

— Об этом я должна сначала подумать. Просто так, по приказу, я не могу тебе этого сказать, — объяснила она. — Но есть множество путей для этого.

— Ну, тогда назови мне хоть один из них? — попросил генерал, отодвигая стул.

— Ну, — начала она медленно, — представим себе, что посылая Теренса на вокзал, мы до этого снимаем с одного из колес его экипажа гайку, и колесо отваливается, ну как раз перед домом фон Гормана. Что Теренс, в таком случае, сделает?

Девочка задумалась, а потом стала перебирать всевозможные варианты выхода из этой ситуации.

— Во-первых, Теренс пойдет к фон Горману, и управляющий майора одолжит ему новехонький экипаж своего хозяина.

— Ну, мы его и так могли одолжить, — заметил генерал, — зачем же нам все эти фокусы?

— Тогда бы все знали, что мы одолжили экипаж у фон Гормана, дабы похвастать перед господином, приехавшим из Дублина для покупки твоих картин.

— Откуда ты знаешь, что я хочу продать картины? — сердито спросил генерал.

Эти картины были его слабостью. Две работы Ван-Дейка, висевшие на голой стене, — последние ценные вещи, которыми он еще владел. И только странное применение мексиканских акций, приобретенных им много лет назад и последовавшая за этим потеря доходов — пенсию он давно уже заложил — принудили его отказаться от этих жалких остатков времени массерфилдовского расцвета.

— Откуда я это знаю? — возмутилась она. — Откуда генерал знает, что творится за его спиной?

— Ты, значит, шпионила! — воскликнул он.