Кейп-Код и другие пьесы
Шрифт:
БЕН. Да.
ТРЕЙСИ. А где ты с ней познакомился?
БЕН. В библиотеке.
ТРЕЙСИ. Вы занимались сексом в библиотеке?
БЕН. Иногда.
ТРЕЙСИ. Прямо на столе?
БЕН. Это была очень большая библиотека. Мы расставляли книги по полкам. По ночам в хранилищах никого не было. А еще ее отец был профессором, у которого там был крошечный кабинет. Обычно мы уходили туда.
ТРЕЙСИ. Звучит возбуждающе.
БЕН. Так и было.
ТРЕЙСИ. Ты еще с ней видишься?
БЕН. Нет, уже нет. Она порвала со мной, когда я переехал на восточное
ТРЕЙСИ. Ты был раздавлен или испытывал внутреннее облегчение?
БЕН. Облегчения я не испытывал.
ТРЕЙСИ. Она тоже была безумной?
БЕН. Я бы такого не сказал. Нет.
ТРЕЙСИ. Но какие-то серьезные проблемы у нее были?
БЕН. Какие-то – да.
ТРЕЙСИ. Она тоже пыталась утопиться?
БЕН. Насколько мне известно, нет.
ТРЕЙСИ. Вы занимались сексом в душе?
БЕН. Да.
ТРЕЙСИ. То есть тебя тянет к женщинам с серьезными психическими проблемами, которые еще и промокли насквозь?
БЕН. Я бы так вопрос не ставил.
ТРЕЙСИ. Почему нет? Это полностью объясняет твое отношение ко мне. Безумной девице, которую ты вытащил из океана. Поэтому ты со мной. Тебя сексуально возбуждают такие женщины, как я. Особенно, когда они мокрые.
БЕН. Не думаю, что дело в этом.
ТРЕЙСИ. У твоей матери были проблемы?
БЕН. Да.
ТРЕЙСИ. Она пыталась утопиться?
БЕН. Нет.
ТРЕЙСИ. Ей нравилось плавать?
БЕН. Да.
ТРЕЙСИ. Ваша честь, я закончила. Когда у тебя сомнения в мотивах мужчины, всегда обращайся к фрейдистской чуши. У этого гребаного, самодовольного, жующего сигару, венского сучьего сына был ответ на все. Половина этого чушь, половина – нет, но ты не можешь сказать, что первое, а что второе, да еще зачастую первое становится вторым, и наоборот. Твоя проблема в том, что ты – романтик. Продолжаешь искать русалок. Но на деле все они превращаются в моржей.
БЕН. Никогда не встречался с моржом.
ТРЕЙСИ. Ты встречался со мной. Я – морж, а ты – Эггман, и мы все живем в желтой подводной лодке и утонем в океане. Знаешь, что самое тупое в этом шекспировском дерьме? Счастливая концовка. Первый признак дерьма. Все, что имеет счастливую концовку, дерьмо.
БЕН. Я взял тебе билет.
ТРЕЙСИ. Какой билет? На автобус до Нью-Джерси?
БЕН. Билет в театр. На спектакль.
ТРЕЙСИ. Да чего мне идти смотреть этот глупый спектакль? Думаешь, меня волнует, как ты тратишь свое время? Потому что на самом деле мне глубоко насрать.
БЕН. Тогда чего ты задаешь мне все эти личные вопросы?
ТРЕЙСИ. Я пишу мемуары, и мне нужен смешной эпизод.
БЕН. Ладно. Не хочешь – не ходи. Дело твое.
ТРЕЙСИ. Нет, я пойду.
БЕН. Не делай мне одолжений.
ТРЕЙСИ. Я сказала, что пойду. Господи, ну зачем мне это нужно?
БЕН. Иногда, когда видишь что-то во плоти, понимаешь лучше.
ТРЕЙСИ. Впервые ты увидел меня голой, и совершенно не понимаешь меня.
БЕН. Но я пытаюсь. Действительно пытаюсь.
ТРЕЙСИ. И как идет процесс, Бен?
БЕН. Я дам тебе знать.
(Свет медленно меркнет и гаснет полностью).
3
(Зрительный зал в антракте. ТРЕЙСИ сидит рядом с ОГДРЕДОМ, высоким, лысеющим мужчиной средних лет, с бородой, в длинной, похоже, енотовой шубе и в белых теннисных туфлях).
ОГДРЕД. Фанатка Шекспира?
ТРЕЙСИ. Что?
ОГДРЕД. Ты.
ТРЕЙСИ. Я что?
ОГДРЕД. Фанатка Шекспира?
ТРЕЙСИ. Нет.
ОГДРЕД. Случайно зашла с улицы?
ТРЕЙСИ. Парень, с которым я живу, он литератор, или помощник истерика, или кто-то еще. На самом деле я не хотела идти, но этот парень позволяет мне бесплатно жить в его коттедже на берегу, вот я и подумала, то ли прийти и посмотреть этот кусок дерьма, то ли заниматься с ним сексом. Сексом я с ним все равно занимаюсь, но я подумала, если мне не захочется, я смогу просто сказать, нет, но я же пошла смотреть твой гребаный, глупый спектакль.
ОГДРЕД. То есть это не твоя любимая шекспировская пьеса?
ТРЕЙСИ. Она связана со всеми остальными? Я просто не понимаю.
ОГДРЕД. Чего ты не понимаешь?
ТРЕЙСИ. Не хочу я об этом говорить.
ОГДРЕД. Ладно. Извини.
ТРЕЙСИ. А еще он вытащил меня из океана. Вот я думаю, что я у него в долгу. Но, Господи, это самый тупой спектакль, который я только видела за свою жизнь. Какая гребаная пустая трата времени.
ОГДРЕД. Он выловил тебя из океана?
ТРЕЙСИ. Да. И этот говнюк даже не умеет плавать.
ОГДРЕД. Что ж, ему это на пользу.
ТРЕЙСИ. Не обязательно. Я в каком-то смысле его жалею. Не один мужчина, приведенный в ужас моим интеллектуальным превосходством, говорил мне, что я – сущее наказание. Вот я и подумала, что перед тем, как отправиться в путь, я должна сделать что-то хорошее для этого тупого ублюдка.
ОГДРЕД. Ты собираешься отправляться в путь?
ТРЕЙСИ. Как только смогу.
ОГДРЕД. И куда направишься?
ТРЕЙСИ. Господи, не знаю. Какая разница? У вас, наверное, четыре тысячи кошек. На вашей шубе достаточно кошачьей шерсти, чтобы хватило не целую кошку.
ОГДРЕД. Это моя слабость. Не могу не взять бродячего зверья.
ТРЕЙСИ (снимает шерсть с его шубы). Он такой же. Парень, с которым я живу.
ОГДРЕД. Так ты, значит, бродячая?
ТРЕЙСИ. Он такой идиот. Пустить в дом человека, которого совершенно не знаешь. Только потому, что впервые он увидел меня голой и попытался сделать мне искусственное дыхание. Рот в рот. Я велела ему убрать от меня его поганый рот, или я пну его в яйца. По-моему, и пнула. А может, это случилось позже. Я отключилась. А проснулась завернутой в одеяло на его скрипучем диване. И он пытался соблазнить меня сэндвичем с ветчиной. Можете себе такое представить? Словно я готова переспать с незнакомцем за сэндвич с ветчиной? Даже не за чизбургер. Так сколько у вас кошек?