КГБ играет в шахматы
Шрифт:
Ситуация получалась для Перфильева очень невыгодная. Началось расследование, которое вел начальник 11-го отдела полковник Б. С. Шведов. Перфильев заявил, что не видел донесения Близнюка (Львова) и что о контактах советских журналистов ему не докладывали. Тогда Перфильеву предъявили первый экземпляр доноса с его размашистой подписью с характерным хвостиком в ее конце и двумя вертикальными точками над ним. Отпираться было бессмысленно: «Подпись моя, но сообщения я этого не видел», — сказал Перфильев.
Оплошность Перфильева не имела для него последствий. Со временем Перфильев стал заместителем начальника Управления «3» (Управление по защите конституционного строя), преемника Пятого управления КГБ, а 19 августа 1991 года, в первый день попытки воєн-ного переворота в СССР, получил звание генерала, пробыв в нем до 22 августа — дня провала ГКЧП. Именно в дни путча вновь испеченный генерал Перфильев отдавал приказы об аресте депутатов Верховного Совета СССР Гдляна и Иванова, а когда дело дошло до следствия, которое вела в отношении путчистов военная прокуратура, от своих устных приказов открестился, заявив, что его подчиненные превратно поняли указания (один из таких подчиненных, 42-летний майор Борис Молотков, от расстройства получил обширный инфаркт). Перфильев же и из этой переделки вышел невредимым, вскоре организовав вместе с уволенным со службы начальником Управления по защите конституционного строя генералом В. П. Воротниковым охранную компанию.
Именно из-за недоразумения с донесением Львова майор Попов потребовал у Перфильева письменного приказа в отношении физической расправы с Гулько. Перфильев же, получив отказ своего подчиненного выполнять устный приказ, связался по телефону с Главным управлением внутренних дел (ГУВД), возглавляемым полковником Панкратовым. В период подготовки и проведения Олимпиады-80 в Москве и при обеспечении безопасности на традиционных соревнованиях по хоккею на приз газеты «Известия» и фигурному катанию «Нувель де Моску» 11-м отделом Пятого управления КГБ был налажен хороший деловой контакт с ГУВД. Панкратов не отказал Перфильеву. Его подчиненные, которым не впервой было избивать граждан, перехватили Гулько на подступах к Дому Туриста, избили и доставили в ближайшее отделение милиции.
Гулько по освобождении из милиции обратился за медицинской помощью, в ходе оказания которой были засвидетельствованы побои и серьезная гематома на ноге. Факт задержания и избиения Гулько милиционерами получил широкую мировую огласку, чем остались недовольны в ЦК. КГБ начал внутреннее расследование. Перфильев от своих слов отказался, и виновным в инциденте признали полковника Панкратова. С тех пор сотрудничество 11-го отдела Пятого управления КГБ с ГУВД не выходило за рамки действий, предусмотренных письменными совместными планами.
Среди участников межзонального шахматного турнира в Москве был английский гроссмейстер Кин, хороший знакомый и ассистент Корчного в различных шахматных турнирах. В КГБ долго думали, впускать ли Кина в СССР или же закрыть ему въезд в страну. В конце концов Кину въехать и участвовать в турнире разрешили, но с момента прибытия в СССР КГБ начал его разработку. Кин и его багаж были тщательно досмотрены на таможенном пункте в международном аэропорту «Шереметьевой». В гостинице, где размещались участники турнира, Кина поместили в «плюсовой» номер, т. е. в номер, оборудованный техникой слухового контроля. Его контакты отслеживались агентурой КГБ и службой наружного наблюдения.
В один из дней «наружка» зафиксировала визит Кина и американского гроссмейстера Ларри Кристиансена к Гулько. Служба слухового контроля за квартирой Гулько записала со своей стороны длительную беседу между хозяином квартиры и иностранцами, предложившими Гулько написать статью о его шахматной карьере и проблемах, которые он испытывает, пытаясь выехать из СССР. Предполагалось, что статья будет опубликована в шахматном журнале.
Но опубликована она не была. Получивший от Гулько статью Кин в прослушиваемом КГБ номере своей гостиницы передал статью Кристиансену. Но поскольку и этот разговор был записан, в «Шереметьево-2» американского гроссмейстера уже ждал старший оперуполномоченный майор Кулешов. Офицером ВГУ, действующим под прикрытием сотрудника таможни, Кристиансен был подвергнут тщательному таможенному досмотру. В багаже была обнаружена и конфискована (с составлением протокола в связи с попыткой вывоза из СССР материалов, не подлежащих вывозу) рукопись Гулько. Позднее на основании изъятой статьи и протокола таможни Кристиансену закрыли въезд в СССР.
Тогда Гулько вместе с женой начали бессрочную голодовку. Для ее проведения они переехали в квартиру родителей Гулько, где был телефон, дабы связываться с иностранными журналистами и зарубежной общественностью. Но по письменному приказу полковника Тарасова московский телефонный узел телефон отключил. Пытаясь морально поддержать голодающих шахматистов, квартиру начали посещать другие отказники.
Следует отметить, что отказниками занимался 8-й отдел Пятого управления КГБ. Этот же отдел занимался выводом своей «еврейской агентуры» в Израиль, США и другие страны с целью внедрения в зарубежные еврейские организации. В целях конспирации агентура, готовившаяся для вывода из СССР по еврейской линии, сначала для видимости удерживалась внутри страны и принимала активное участие в деятельности отказников, формируя у зарубежной общественности образ активных борцов с тоталитарным советским режимом. На сотрудничество с органами КГБ шли и отдельные отказники, пытавшиеся таким образом получить заветное разрешение на выезд. Став отказником, Гулько должен был быть передан 8-му отделу Пятого управления КГБ. Но подполковник Перфильев настоял на том, чтобы Гулько остался за 11-м отделом.
В один из дней голодовки Гулько и Ахшарумовой на их квартире должен был собраться шахматный клуб отказников. Разработчики Гулько из КГБ были прекрасно осведомлены о многочисленных посетителях квартиры Гулько и Ахшарумовой и о состоянии здоровья голодающих шахматистов, тем более что кроме «прослушки» и «наружки» в работу были вовлечены находившиеся в среде отказников агенты. Именно из-за присутствия агентов в числе посетителей квартиры Гулько КГБ не препятствовал посетителям.
Шахматный клуб Гулько планировал, однако, не просто собраться в квартире и провести блицтурнир, но еще и информировать об этом западные средства массовой информации. А вот это в планы КГБ никак не входило. В день, когда на квартире Гулько должны были собраться члены шахматного клуба, сотрудники 3-го отделения 11-го отдела КГБ во главе с полковником Тарасовым блокировали квартиру. Все пришедшие к Гулько были задержаны и препровождены в милицию для составления протокола об установлении личности и сопротивлении представителям власти. Среди задержанных были и агенты КГБ, доставленные в милицию для конспирации.
Одним из них был высокий плечистый красивый мужчина средних лет, в момент задержания и в отделении милиции ведший себя дерзко, демонстрируя сатрапам свое презрение. Был он человеком интеллигентным, научным сотрудником одного из научно-исследовательских институтов, и никто не догадывался тогда, что уже много лет он состоял особо доверенным агентом старшего оперативного уполномоченного 8-го отдела Пятого управления КГБ майора Гагарина, готовившего его на вывод за рубеж. Выполняя задание своего офицера-куратора, в тот же день этот человек связался с рядом западных журналистов, аккредитованных в Москве, в разработке которых он также принимал участие, и информация о блокировании квартиры Гулько пошла на Запад.
Это был план начальника 8-го отдела Пятого управления КГБ подполковника Валерия Лебедева, утвержденный руководством КГБ по выводу в Израиль агента «на длительное оседание» (по терминологии западных спецслужб — спящий агент). Засылаемым человеком был агент 8-го отдела Пятого управления КГБ Шабтай Калманович, в конце концов арестованный и осужденный в Израиле за шпионаж в пользу СССР. Его куратор Лебедев работал в КГБ до 22 августа 1991 года, дослужившись до должности заместителя председателя КГБ. Он был куратором Управления «3» (Управления по защите конституционного строя), преемника Пятого управления. Занимавший пост 1-го заместителя Председателя КГБ СССР Бобков заблаговременно, до ввода в стране ГКЧП, в разработке которого он принимал самое действенное участие, добровольно покинул свой пост в начале 1991 года и ринулся осваивать партийные деньги КПСС, которые перед самым распадом СССР выводились за границу, в том числе через Фонд мира СССР, председателем которого был шахматист Анатолий Карпов.