КГБ играет в шахматы
Шрифт:
Наиболее озабоченным в данной ситуации был Анатолий Карпов. Формально агентурную связь с Карповым (Раулем) осуществлял Пищенко. Но основную работу и с Карповым, и с его помощниками, ближайшим из которых были два Алика, как их называли в шахматной среде — Александр Бах и Александр Рошаль, — проводил непосредственный начальник Пищенко Тарасов.
Справка
Бах Александр Григорьевич— завербован в 1979 г. начальником 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ полковником Тарасовым Борисом Васильевичем.
Именно Бах, вхожий в круг Гулько, по указанию Тарасова настойчиво предлагал Гулько отказаться
Техническую работу по ведению разработки Гулько было поручено вести Кулешову. Но так как у Кулешова опыта такой работы не было, разработку фактически осуществлял Тарасов. После изменения кадрового состава 11-го отдела к этой деятельности подключился также новый заместитель начальника отдела майора Перфильева. Именно Перфильевым (в присутствии Кулешова) был завербован новый начальник управления шахмат Крогиусс, сменивший на этом посту Батуринского. Крогиусс избрал себе псевдоним Эндшпиль, под которым сотрудничал с КГБ — ФСК — ФСБ до момента своего выезда в США на постоянное место жительства. В США эмигрировал и его верный помощник гроссмейстер Гуфельд, также завербованный в свое время Перфильевым и Кулешовым как агент КГБ.
По канонам КГБ вербовка агента, совершаемая двумя оперативными работниками (независимо от их должностного положения), засчитывалась обоим. Для Перфильева, тогда занимавшего в чине майора должность заместителя начальника отдела, новые вербовки важны не были. Новичку Кулешову новые вербовки шли в зачет. Со временем неграмотный работник КГБ, не умевший написать простейший оперативный документ (за него их писал Тарасов или коллеги Кулешова), дорос до должности оперативного уполномоченного и звания подполковника.
Неудовлетворенный результатом разработки Гулько, который никак не отказывался от идеи эмиграции из СССР, в дело вмешался куратор 11-го отдела Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов. Он решил лично воздействовать на упрямца.
Во времена, когда во главе КГБ стоял Андропов, в работе органов госбезопасности широкое применение нашла так называемая профилактика. Заключалась она в следующем. В процессе агентурно-оперативной деятельности КГБ накапливалась информация о проведении отдельными лицами или группой лиц деятельности, могущей нанести определенной вред политической системе СССР. На начальной стадии такой деятельности некоторых лиц, представлявших для КГБ определенный интерес, вызывали для проведения официальной беседы в целях разъяснения противоправности их действий. Считалось, что подобными разъяснительными беседами можно было уменьшить число потенциальных диссидентов в стране. В случае если профилактика не давала результатов, КГБ выносил официальное предостережение, после которого, как правило, следовал арест и суд.
Намерение Гулько эмигрировать не подпадало под категорию деяний, требовавших профилактической беседы. Но от подчиненных заместителя начальника Пятого управления КГБ генерала Абрамова зависело выполнение указания генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева и председателя КГБ члена Политбюро ЦК КПСС Адропова. С учетом этих обстоятельств и в целях более решительного воздействия на Гулько Абрамов решил провести профилактическую беседу лично. А чтобы Гулько было пострашнее, Абрамов пригласил его на беседу в свой кабинет на Лубянке.
Приглашение для беседы в помещение КГБ рассматривалось как важная часть профилактики. Подобные беседы могли проводиться офицерами КГБ в различных точках: в местах учебы, работы, в партийных и общественных организациях. Считалось, что сам факт приглашения на беседу в КГБ оказывает на профилак-тируемого мощное психологическое воздействие. Советские люди хорошо помнили времена, когда с таких бесед просто не возвращались, и приглашенные прямо с беседы на много лет отправлялись в тюрьмы и лагеря. Некоторых после таких бесед просто расстреливали. Разумеется, это было при Сталине. Но психологический расчет КГБ как раз и строился на том, что почти в каждой советской семье были репрессированные в сталинские годы родственники. И уверенности в том, что после беседы тебя отпустят, никогда не было.
Чем известней был вызываемый, тем старше по чину был беседующий с ним офицер КГБ. С известной эстрадной певицей Аллой Пугачевой и ее мужем кинорежиссером Стефановичем профилактическую беседу проводил сам генерал-лейтенант Бобков. С Гулько эту беседу провел Абрамов. В назначенный день и час в подъезде № 5 дома № 1/3 по Фуркасовскому переулку, фасадом выходящим на площадь Дзержинского, гроссмейстера Гулько встретил верный подручный генерала Абрамова майор Лавров. Преодолев четыре высокие ступеньки и пройдя проверку документов, которой занимались стоящие в подъезде прапорщики, Гулько и Лавров поднялись на медленно идущем лифте на последний девятый этаж здания. На этом этаже непосредственно перед лифтом располагался кабинет Бобкова, а в самом конце длинного коридора, уходящего направо от лифта, — кабинет Абрамова. Были там и другие служебные кабинеты 1-го и 9-го отделов Пятого управления.
Угловой кабинет Абрамова был просторным. Генерал восседал за массивным столом из красного дерева, спиной к огромным до потолка окнам, из которых открывался великолепный вид на московский Кремль. Картина эта у человека, впервые оказавшегося в его кабинете, безусловно, должна была вызвать душевный трепет. Было очевидно — человек, сидящий в таком кабинете вершит человеческие судьбы.
Генерал Абрамов поднимался по служебной лестнице с самой ее нижней ступеньки. В годы войны рыл окопы на подступах к Москве. В боевых действиях не участвовал, но, став генералом, сумел получить удостоверение участника Отечественной войны. После рытья окопов был принят на службу в комендантский взвод Управления НКВД по Москве и Московской области. Во время прохождения службы был комсомольским активистом, избирался секретарем комитета комсомола Управления, что положительно сказалось на его карьере. С первых дней службы уяснил два важных постулата: безоглядно служить КПСС и никогда не перечить своим начальникам.
В 1960—70-е годы его имя было уже хорошо известно в среде московской интеллигенции. Тех, кто рисковал критически относиться к советской власти и роли компартии, Абрамов безжалостно карал. Те, кто участвовал в акциях правозащитников на Пушкинской площади Москвы, вряд ли забудут имя организатора разгонов мирных демонстраций и арестов их участников. Им был ставший к тому времени полковником Абрамов.
Усердие его было замечено. Из территориального органа, которым являлось Управление по Москве и Московской области, Абрамов был переведен в центральный аппарат КГБ на должность начальника 1-го отдела недавно созданного Пятого управления, призванного бороться с «идеологическими диверсиями противника».
В 1968 году Абрамовым и его подручными были арестованы, а затем преданы суду шесть отважных молодых людей, не побоявшихся выйти на Красную площадь с протестом против ввода советских войск в Чехословакию. Спустя год на весь мир прогремело уголовное дело двух советских писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, вина которых заключалась в издании своих произведений за пределами СССР. В 1972 году на свежем воздухе в Москве художники-неформалы, непризнанные правительством, провели несанкционированную, т. е. не разрешенную правительством, выставку своих картин. Выставка получила название «бульдозерная», так как ее участников разгоняли гусеничными бульдозерами, превратившими художественные полотна, выставленные на земле, в щепки и лохмотья. Вслед за бульдозерами шли поливочные машины, нещадно поливавшие участников выставки и посетителей водой. Это была настоящая акция устрашения, наглядно демонстрирующая, что те, кто охраняет существующую в стране власть, не остановятся в деле ее защиты ни перед чем. Руководил этой операцией полковник Абрамов.