КГБ сегодня. Невидимые щупальца
Шрифт:
Итак, Левченко продолжал оставаться для окружающих таким же энергичным и полным служебного рвения, каким его привыкли видеть. Благодаря своим служебным удачам и доверию, которым он пользовался у начальства, он оказался втянутым в операции, прямо его не касавшиеся, в том числе и такие, о которых в резидентуре знали считанные единицы. Одна из них была связана с шифровальщиком японского министерства иностранных дел, которому резидентура присвоила кличку «Назар».
Некий офицер из Шестнадцатого отдела ПГУ, занимавшийся специально и исключительно шифровальщиками, «засек» Назара в Токио и терпеливо его обхаживал, проявляя немалую щедрость и ничего не требуя взамен. Когда
После возвращения Назара в Токио его опекали два майора — сначала Валерий Иванович Уманский, а в дальнейшем Валентин Николаевич Белов. «Центр» считал это дело настолько важным, что потребовал освободить их обоих от всех прочих заданий, чтобы снизить до минимума риск их провала.
Соблюдались и другие чрезвычайные меры предосторожности. Встречи с Назаром где-либо в ресторане считались нежелательными. Назар передавал своему «куратору» документы на ходу, прошмыгивая мимо него в уличной толпе, или оставляя их в хорошо укрытых тайниках. На время, пока осуществлялась передача этих документов, резидентура приостанавливала все внешние операции.
Место уличной встречи Назара с куратором или соответствующий тайник оцеплялись наблюдателями, поблизости крутились «подсадные утки», чтобы в случае чего отвлечь на себя внимание японских контрразведчиков. Вспомогательному персоналу было известно только то, что осуществляется какая-то чрезвычайно важная операция. В чем именно дело, им знать не полагалось.
Доступ к узлу связи министерства иностранных дел давал Назару возможность фотографировать каждую неделю десятки, а порой сотни сообщений, поступающих из японских посольств со всех концов мира, в том числе из Москвы и Вашингтона. Таким образом, японские посольства, сами того не подозревая, служили поставщиками информации для КГБ и тем самым для Кремля.
Назар был в высшей степени полезен еще и потому, что он давал криптографам из КГБ возможность быстро засекать и разгадывать изменения в шифровке японских документов. Сравнивая полученные открытые тексты одних и тех же сообщений с зашифрованными, удавалось постичь сами принципы японской криптографии. Шифры часто меняются, принципы остаются неизменными.
Количество материалов, поступающих в резидентуру от Назара, было так велико, что одно время даже снизилась оперативность их перевода. Поэтому, когда Назар передавал что-нибудь особенно важное, в помощь переводчикам приходилось привлекать Станислава.
В начале 1979 года его как-то вызвал Гурьянов:
— Извини, тебе придется помочь нам в одном очень рискованном деле, не связанном с твоими агентами. Я к тому же не имею права посвящать тебя в суть дела. Ты просто осмотришь один дом и сообщишь мне, новый он или старый.
— А почему бы вам не послать туда Доктора? — спросил Левченко.
«Доктор» — скромный журналист, нигде постоянно не работавший, фанатичный приверженец марксизма, исключенный из японской компартии за свои просоветские взгляды, — был типичным агентом на побегушках. Он фотографировал учреждения, жилые дома, места предстоящих митингов, подсовывал пропагандистские материалы китайским учреждениям в Токио, рассылал письма, порочащие антикоммунистически настроенных японцев, и выполнял прочие скучные, но необходимые тайные поручения. Из года в год проверяемый и перепроверяемый, он считался надежным и опытным агентом.
— Нет! — отрезал Гурьянов. — Дело касается исключительно деликатной операции, проводимой под фальшивой вывеской, и к ней может быть привлечен только один японец, не больше. Этот один у нас уже есть. Я наметил тебя. Думаю, что ты справишься, даже если возникнут непредвиденные обстоятельства. Тут вот какая сложность: дом находится не в самом Токио, а в отдаленном пригороде, где иностранцы никогда не бывают. Ты появишься, запомнишь, как выглядит дом и весь квартал, и отправишься назад, — но постарайся не погореть. Если погоришь — может провалиться очень важная операция, которую мы подготавливали годами.
Гурьянов добавил, что доставит Станислава на место майор Александр Бирюков, корреспондент «Комсомольской правды»:
— Он отлично водит машину, не то что ты…
— Лучше бы всего отправиться в воскресенье утром, пока все собаки спят, — сказал Левченко.
В Европе или Соединенных Штатах это задание не считалось бы сложным. Но в Японии оно было связано с серьезными трудностями, и Левченко вполне отдавал себе отчет в их характере. Дело в том, что здесь любой рядовой полицейский знает каждого жителя своего участка и с каждым его связывают добросердечные, дружеские отношения. Люди считают полицейского защитником и покровителем и поэтому первым долгом сообщают ему обо всех происшествиях, случившихся по соседству, даже самых незначительных. Так что если кто-либо в намеченном пригороде распознает в Станиславе и его спутнике русских, полиция будет уведомлена немедленно. Нет сомнения, что сразу подключится и контрразведка и будет проведено расследование, вкрадчивое и эффективное.
Это наверняка спугнет пташку, ради которой КГБ расставляет сети. Резидентура предпринимает операцию под ложной вывеской, очевидно, по такой простой причине: КГБ уже установил, что японец, которого предполагается завербовать, никогда не согласится сознательно сотрудничать с Советами. Он готов помочь, сам не ведая кому, только будучи уверенным, что услуги, которых от него ждут, по каким-то тайным причинам пойдут на пользу Японии. Стоит ему заподозрить, что тут замешаны Советы, — он наверняка даст задний ход да к тому же наверняка сам сообщит обо всем японским властям. Так или иначе, операция окажется сорванной. И хотя резидент прямо этого не высказал, репутация Левченко будет запятнана. А уж там, в «центре», Пронников, надо полагать, постарается раздуть эту неудачу, чтобы ускорить отзыв Левченко из Японии.
Левченко и Бирюков встретились еще в предрассветной тьме, но дорога заняла у них около пяти часов. На часах было почти двенадцать, когда Бирюков свернул в узкую пригородную улочку. Он собирался медленно проехать мимо интересующего их дома, а затем дать газ и поскорее умчаться из этого района, но толпа ребятишек, игравших на улице, вынудила его остановиться. Внезапно они окружили машину и начали шлепать по ней ладошками и кричать: «Иностранцы! Иностранцы!»
Улыбаясь и помахивая им рукой, Левченко сквозь зубы сказал Бирюкову:
— Делай вид, что не понимаешь, что они кричат. Давай вперед потихоньку, чтоб нам тут не влипнуть!
Детишки расступились перед машиной, но впереди маячило новое препятствие — посреди мостовой стояла группа взрослых и подростков.
— Придется объясниться, — прошептал Левченко. — Постой, я выйду. Что бы ни случилось — по-русски ни слова.
Он направился к японцам, которые глядели настороженно и, пожалуй, недружелюбно. Ему пришлось представиться по-английски: он американский корреспондент, заплутал здесь в предместье и требует (!) показать ему, как выехать на шоссе, ведущее в Токио. Пожилой японец выступил вперед и на ломаном английском объяснил, как проехать.