КГБ в смокинге. Книга 2

Мальцева Валентина

— Но ведь и вы мне тоже, не так ли?

— Смирение и терпение — вот все, что я могу пожелать вам.

— Сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько мне терпеть и смиряться? День? Месяц? Год? Всю жизнь?

— Сколько понадобится.

— Меня такой ответ не устраивает.

— Но другого у меня нет, — старик, как бы извиняясь, развел руками.

— Понимаете, святой отец, я очень устала…

— Я вижу.

— Мои нервы не выдерживают уже ничего — ни напряжения, ни расслабления, ни, главное, ожидания. Я просто физически неспособна больше ждать…

— Чем же помочь вам?

— Дайте мне какую-нибудь цивильную одежду, и я уйду.

— Куда? К кому?

«И действительно, — подумала я, — куда?

К кому? И что ты вообще взъерепенилась? За что накинулась на бедного старика?.. А если это все-таки ловушка? Он хороший дед и, кажется, совершенно беззлобный. Скорее всего, он даже толком не представляет, какой ужасной быть может кара истинно неверующих за творимое добро. Но там, за оградой кладбища, на утреннем морозном воздухе, уже, может быть, взяли монтера, выбили из него все, что им нужно, и теперь едут сюда сразу на нескольких машинах, чтобы схватить меня и вытащить за волосы из этой кельи… А может, они уже здесь, за деревянными дверями с узким оконцем, и старший заносит свой нечистый указательный палец над кнопкой звонка… А я — я словно в каменном мешке: ни одеться, ни выйти, и нет никого, на чье плечо я бы могла опереться. Витяня исчез, монтер сгинул, Юджин так далеко, что проще поверить, что его не было и нет вовсе. Есть только дышащий на ладан старичок да сбрендившая на почве острой сексуальной недостаточности сестра Анна. Это не защитники и не помощники, это — балласт…»

— Я чувствую себя здесь беззащитной, — тихо призналась я. — Мне страшно!

— Успокойтесь, дочь моя, — он взял своими скрюченными пальцами мою ладонь и сжал ее. — С Божьей помощью все обойдется. Мы будем молиться за вас…

— Что же это такое — Божья помощь? — прошептала я, чувствуя, что плачу. — Разве она спасет меня? Разве она избавит от гонений, травли, жестокости?..

— Божья помощь — это люди, это все мы, — старик не выпускал моей руки из холодных пальцев. — Это добро, творимое нами, это наша любовь, это наши дети, которых мы еще не родили… Вот что такое Божья помощь. Ты понимаешь меня?

— С трудом, — выдавила я сквозь слезы.

— За тобой должен прийти человек.

— Когда?

— Я не знаю.

— Кто он?

— Такой же грешник, как ты и я…

17

Москва. Лубянка. КГБ СССР

10 января 1978 года

Доклад генерал-майора Игоря Карпени длился ровно час — беспрецедентно долгое выступление для оперативного совещания. Тем не менее ни Воронцов, ни сам председатель КГБ СССР ни разу не перебили старого генерала. Все, что рассказывал своим руководителям заместитель начальника Первого главного управления КГБ, имело колоссальное политическое и оперативное значение, затрагивало одну из наиболее опасных операций советской разведки с непредсказуемыми для судеб всего мира последствиями. Однако для стороннего наблюдателя, будь таковой каким-то чудом допущен на совещание, все это было бы похоже на неровный по качеству сценарий остросюжетного фильма, который опытный профессиональный кинодраматург впервые прочел бы от начала до конца на заседании худсовета.

Закончив доклад, Карпеня тяжело опустился в вертящееся кресло за длинным столом заседаний и принялся энергично стирать пот со лба, а затем, сопя и кряхтя от напряжения, запустил платок под воротничок защитного цвета рубашки.

Какое-то время в гигантском кабинете Андропова, украшенном портретами Ленина, Брежнева и Дзержинского, стояла абсолютная, никем не нарушаемая тишина. Звукоизоляция была полной, и представить себе, что внизу, за стенами кабинета, буквально в десятках метров, бурлит жизнь гигантского и крайне бестолкового в своей динамичности города, было просто невозможно.

— Любопытно, — нарушил наконец молчание Андропов. — Очень любопытно…

— Что скажете, Юрий Владимирович? — осторожно поинтересовался

Воронцов. События последних дней — и Воронцов это чувствовал, что называется, печенью — стали серьезным испытанием андроповского отношения к нему лично. Понимая, что запланированная и еще недавно казавшаяся незыблемой динамика предстоящих кадровых перестановок — Андропов становится генеральным секретарем ЦК КПСС, а пост председателя КГБ СССР переходит к нему, генерал-лейтенанту Юлию Воронцову, — дала определенные сбои, начальник Первого управления за последние двое суток вообще не покидал свой служебный кабинет на Ленинградском шоссе, работая с такой интенсивностью, словно операция, судьбу которой должен был именно сейчас решить председатель, была последней в его служебной карьере. Не исключалось, что так оно и было. Воронцов располагал собственными источниками в колумбарии (так в тесном кругу высшие руководители КГБ и ГРУ называли Политбюро) и знал, что над головой его могущественного патрона сгущаются тучи. А стало быть…

«Только не это! — с тоской думал Воронцов, наблюдая, как подчеркнуто медленно Андропов снимает с тонкой переносицы очки и протирает их лоскутком замши. — Если сейчас, после стольких лет сумасшедшей работы, после безумных трат и весьма ощутимых потерь, весь наш план военного переворота в Колумбии и прихода к власти левого правительства, сформированного из загнанных в подполье коммунистов, и вообще вся эта, казавшаяся весьма дальновидной, стратегия рухнет, — мы вернемся на исходную позицию, к семьдесят третьему году, когда нас пинками в зад вытолкали из Чили. Андропову этого не простят, а значит, и моя песенка спета. Куда я пойду в мои-то годы? Преподавателем обществоведения в рыбный техникум? Это после стольких-то лет сладкой, почти безграничной власти…»

— Объясните, как они ушли? — свой вопрос Андропов адресовал куда-то в пространство между Карпеней и Воронцовым. — Как это вообще оказалось возможно?..

Начальник Первого главного управления молча кивнул Карпене. Тот перелистал несколько страничек блокнота и, найдя необходимую запись, поднял голову:

— Этот французский ресторан на Ратушной площади, Юрий Владимирович, был явкой…

— Чьей?

— Думаю, Моссада. Чешским товарищам удалось выяснить личность электрика, работавшего при ресторанном комплексе. Этот человек носит кличку Рудольф и был участником ликвидации членов «Черного сентября» в Тронхейме и Париже. По всей видимости, именно он и вывел Мальцеву через городской коллектор, пока Мишин отвлекал на себя группу преследователей. Материалы на него уже высланы нам фототелеграфом из Праги.

— Неужели было так трудно понять, каким образом ушли ваши… подопечные? — процедил председатель.

— Мы потеряли темп, Юрий Владимирович… — Воронцов с досадой щелкнул пальцами. — Минут пятнадцать, не больше, пока длилась перестрелка с Мишиным. Когда обнаружили шахту, ведущую из трансформаторной прямо в городской коллектор, время уже было упущено.

— Нельзя было просчитать, в каком районе они выйдут наружу?

— Длина пражской городской канализационной сети — девять километров, — сдержанно пояснил Воронцов. — По всей ее протяженности установлено более двухсот канализационных колодцев… Приблизительно прикинув время опережения, мы определили круг поиска, сузив его до трехкилометрового радиуса. Но на все это, как я уже говорил, потребовалось время. Сейчас розыскные мероприятия продолжаются…

— А не переоцениваем ли мы серьезность свидетельских показаний этой женщины? — тонким голосом осведомился председатель КГБ, неожиданно меняя тему разговора. — Может, зря мы так перепугались?..

— Думаю, что в комплекте с показаниями Тополева это достаточно серьезно, — тихо возразил Воронцов. — Во всяком случае, пренебрегать ими не стоит…

— Вы же не знаете, что именно рассказывал Тополев на допросах в ЦРУ! — в голосе Андропова отчетливо сквозило раздражение.