Киберпространство
Шрифт:
Не знай Илья о существовании мнемоников и кибрайкеров, он бы остался в логре, продолжая мысленно искать виновников происшествия «на стороне».
«Зачем Николай рассказал мне о них? Зачем раскрыл информацию о вертикалях гиперсферы? Почему позволил присутствовать при разговоре, относящемся к разряду государственных тайн? Дань уважения к прошлому? Смешно. Человек на государственной службе должен понимать, что существует грань дозволенного, он не разбрасывается информацией.
Значит, я оружие в твоих руках, верно, Ник? Моя потревоженная душа, мысли о Шейле, новые знания плюс
Сказать, что Илья не испытывал страха или сомнений, означало бы солгать.
Он рисковал. Прежде всего — целостностью своей личности, поскольку не мог прогнозировать, примет ли поток сети Интерстар его сознание, не раздробит ли матрицу на множество отдельных информационных пакетов, которые будут унесены стремниной каналов гиперсферной частоты по разным адресам?
Казалось бы — менее суток назад (по реальному времени) он уже передвигался среди радужных потоков, но рядом постоянно находились фантомы Хранителей, наверняка владеющих специфическими приемами для перемещения в рамках сети Интерстар.
Илья не любил оглядываться назад, но сейчас на какое-то время замер, прежде чем сделать решающий шаг.
«Что я найду, вернувшись?»
Лишь гложущую пустоту безответных вопросов. Вечность без сна, покоя, чувство неудовлетворенности и постоянные рассуждения: «а что было бы, если б я решился?»
Нет. Не только история не терпит сослагательного наклонения.
Николай сказал: «Ты был первым из людей, кто попал в Логрис».
Илья подошел к самой кромке радужных волн.
Мир вокруг внезапно начал меняться. Он стоял на границе двух пространств, напряженно думая о том, как сохранить целостность своей личности, и вдруг боковым зрением заметил, что отовсюду — из глубины небес, от капризных, непостоянных песчаных дюн, из самого воздуха к нему потянулись тонкие, напряженно мерцающие нити, их прикосновение не осязалось, однако с каждой секундой вокруг Горкалова все четче, все явственнее проявлялась аура, будто его фантом оказался облит неведомым флюоресцирующим составом.
Это логр преданно реагировал на четко сформулированное, осмысленное желание хозяина.
Илья шагнул вперед.
Легкое сопротивление, и его ноги по колено скрылись в радужном сиянии информационных потоков, но он уже и сам выглядел сродни им: окружившая его аура вспыхнула, переливаясь всеми мыслимыми оттенками…
Еще один шаг.
Затем еще… и Илья вдруг понял — он полностью погрузился в информационный поток и движется, подхваченный течением.
Что-то оборвалось в груди, фантомные ощущения на миг вернули рассудку чувство неприятного холода, окатившего тело волной бесконтрольной дрожи, но он быстро справился с ней, понимая, что сейчас не самое подходящее время для подобного всплеска эмоций.
Фантом Ильи вынесло за пределы залива, и он вдруг с головой погрузился в радужное мерцание. Берега исчезли, пространство его логра уже осталось позади, а стремительное течение несло его по темному тоннелю.
Дрожь вернулась.
Он понимал, если в ближайшие секунды поток не выйдет в пространство сопряженного
Сознание внезапно начало тускнеть, мысли казались нечеткими, размытыми, он совершенно потерял ориентацию, не воспринимая ничего, кроме радужного сияния, поглотившего его сущность.
Неужели вот так приходит окончательная информационная смерть?
Глава 6
Лиза находилась на грани нервного срыва.
За пологими холмами, обозначающими выход из долины, сплошной стеной темнел лес.
Она не знала, в какую сторону двигаться и есть ли вообще смысл в ее попытках сориентироваться на местности.
Червячок сомнений глодал изнутри, воображение. живо рисовало картины ее нереального с точки зрения здравого смысла появления здесь, словно все окружающее являлось причудливой материализацией ее собственного представления о том, как должна выглядеть планета кислородного типа.
Больше всего Лизу добивало отсутствие смены дня и ночи. Она совершенно потеряла всякое представление о времени, сознание не могло найти никаких, пусть даже субъективных эталонов, — не ощущалось голода, не было усталости, — скверные симптомы, учитывая все то, что пришлось пережить ей в прошлом.
Вспоминать о том, что ее тело по-прежнему киборгизировано, было неприятно, но внутренние ощущения — упрямая вещь.
Попытки рассудка объяснить окружающее находили лишь один вариант ответа: она не чувствует усталости, потребности в сне и пище из-за включения внутренних систем поддержания жизни. Говоря проще: заработали дремавшие до поры устройства, имплантированные ей на далеком Воргейзе. Что касается окружающего мира, то постоянный, ровный свет так же мог найти объяснение и вполне имел право на существование. Она понятия не имела, какие параметры орбиты у приютившей ее планеты, возможно, время обращения вокруг Оси очень велико и измеряется не часами, а неделями или даже месяцами.
При желании все можно объяснить, но легче от этого не становилось.
Что-то тут было не так. Ощущение морального дискомфорта лишь усиливалось от постоянных попыток найти разумное обоснование данности.
Не зная, как поступить, куда идти, Лиза присела на замшелый валун.
Отсюда хорошо просматривалась опушка леса, растительность которого подозрительно напоминала флору Воргейза (последней планеты, где ступала ее нога).
«Такого не может быть. Господи, молю, пусть это будет что угодно, но только не проклятый Воргейз…»
Лиза запаниковала. С потерянной человеческой колонией, население которой цинично и беспощадно уничтожили хараммины, были связаны самые жуткие, горестные воспоминания. Там она дважды теряла все: в первый раз жизнь и свободу, а во второй — любимого человека и последнюю надежду…
В груди появился неприятный холодок.
Немые сцены, услужливо поставляемые беспощадной памятью, казались реальными до дрожи.
Лиза всегда считала, что умеет контролировать свой рассудок, но в этот раз не могла ничего поделать, будто разум перестал подчиняться ей. Воспоминания, на которые был наложен жесткий запрет, вырвались на свободу, хуже того — они внезапно и необъяснимо начали материализовываться в окружающей обстановке.