Киднеппинг по-русски

Стародымов Николай Александрович

— Ну, политическую подоснову вы обрисовали достаточно полно.

— Погодите, не перебивайте, раз уж вы просили откровенного разговора, а не пoлитического спора… Кто виноват во всем этом? Ну, Горбачев — это понятно. Гайдар-Бакатин-Чубайс тоже. Но ведь сами по себе они такой каши наварить не смогли бы. Кто же их поддерживал, кому было выгодно все это? Сейчас это уже очевидно всем. Только тем, кто в нынешней мутной водичке наживает себе состояния. Вот и выходит, что произошедшая в 91-93-м годах ползучая революция была проведена в пользу нечестных людей.

— И вы решили: а я чем хуже?

— И я решил: почему другим можно, а мне нельзя? Почему сегодня одни

наживают состояния и каждый месяц ездят сами и отправляют семьи то в Лондон, то на Гавайи-Канары, а другие, не умея воровать и кичась своей честностью, обрекают своих детей и внуков на нищету и на то, чтобы они всю жизнь ходили в чьих-то слугах?.. Перешедшая нам по наследству система КГБ работает по-прежнему эффективно, информация поступает в количестве вполне достаточном. Четыре пятых населения России нынешним курсом руководства страны недовольно. В то же время концентрация денег в руках пяти-восьми процентов общества идет просто немыслимым темпом. Разница в доходах бедных и богатых в обществе составляет сорок крат. Причем нынешние руководители всех уровней хапают — и хапают не меньше, чем те, кого мы называем мафией. Да вы и сами знаете, что вокруг Москвы государственные дачи за бесценок скуплены работниками государственной верхушки. Наши политические деятели не стесняются в открытую признавать с экранов телевизоров, что получают взятки, — только называют это благодарностью за услуги… С этим вы спорить не станете?.. Теперь дальше. Дудаев создал и вооружил свою армию. Кто ему позволил? Почему на это смотрят сквозь пальцы?.. Вот вы лично знаете, что можно противопоставить процессу повального вооружения сепаратистов на Северном Кавказе? Я думаю, у нас не так много наивных людей, которые могут предположить, что все это нашими руководителями сделано просто по недомыслию. Очевидно, на таком «недомыслии» кто-то хорошо нагревает руки. Почему тот же Дудаев гонит нефть на Запад через Новороссийск? Куда и на что деньги эти идут?.. Пошли дальше. Куда деваются деньги, выделяемые для оплаты труда шахтеров?.. Этих вопросов я могу задавать еще много. Более того, знаю и ответы на некоторые из них. Но только нельзя об этом говорить. Потому что сложилась у нас каста «неприкасаемых».

— Ну вот и обнародовали бы эту информацию…

— А зачем? Что от этого изменилось бы? И что это мне дало бы? Меня ведь тут же турнули бы из органов, а то и шлепнули бы, чтобы не высовывался.

— Ну а так посадят.

— Это еще бабушка надвое сказала.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, так, к слову пришлось… Так вот, понял я, Владимир Павлович, что, если я сам не позабочусь о будущем своих детей, никто больше о них не позаботится.

— Но ведь вы пытались обеспечить их будущее за счет другого ребенка…

— А кто думал обо мне и моих детях, когда одним махом обесценил те десять тысяч, что у меня лежали на книжке? А откуда этот самый Губерман сегодня делает свое состояние? Не из тех ли самых ваучеров, на которых поставили смехотворную сумму, чтобы их смогли скупить эти самые губерманы? Хочу сразу оговориться, что против евреев ничего не имею. По мне все эти «новые русские», какой бы национальности они ни были, — все одно дерьмо. Все они паразитируют на общей беде…

— А вы им помогаете.

— Да, помогаю. Чтобы и себе хоть немного урвать от того, что они урвали от меня и всех остальных.

Струшников хмыкнул:

— Ловко это вы себе реабилитацию придумали. Ну а как быть с офицерской честью?

— С этим гораздо легче, как ни странно вам это слышать. Соучастие в краже ребенка все же действительно задевает за душу — дитя, как-никак… А тут — ничуть. Я присягал и служил государству. Оно меня предало. Почему я должен испытывать моральный дискомфорт от того, что я изменил его наследнику? Что такое моя личная честь, если я знаю немало примеров, когда люди в гораздо более высоких погонах не заботятся о своей чести? Нет, Владимир Павлович, эту философскую категорию оставьте для своих юных сотрудников.

Струшников поднялся. Подошел к окну. Глядя в серую хмурь за стеклом, задумчиво сказал:

— Вам, я думаю, впаяют хороший срок. И когда вы выйдете из тюрьмы, думаю, убедитесь, насколько вы сегодня не правы. Потому что я верю: к тому времени все уляжется на свои места, к власти придут честные люди, народ научится выбирать себе правительство не по обещаниям, а по конкретным делам. Бедлам и развал не могут продолжаться до бесконечности. И тогда в наших органах останутся действительно честные и принципиальные люди. Я верю в это. Потому что иначе невозможно было бы работать.

— Вы говорите, что я придумал себе хорошее оправдание. А вам тогда могу сказать, что вы придумали себе красивую сказочку и сами же уверовали в нее, — угрюмо проговорил Мизеранцев. — А я в мыльные пузыри и воздушные замки давно не верю. Слишком все прогнило у нас. Боюсь, не мне придется раскаиваться, а вам разочаровываться.

— Что ж, Сергей Анатольевич, как ни банально это звучит, время покажет!

…Мизеранцева выводил из Управления Олег Самопалов.

В просторном вестибюле фээскашник притормозил.

— Слышь, капитан, сними наручники. Не стану я убегать… Неудобно же будет на улицу выходить.

— А стрелять в меня тебе удобно было? А мальчишку красть?.. Иди уж!

— Погоди! Мы же оба офицеры…

— Это ты-то офицер? Дерьмо ты вонючее и холуй бандитский, вот ты кто.

И резко дернул задержанного по направлению к широкому стеклянному экрану двери.

А на улице лишь несколько зябко ежившихся под зонтами прохожих оглянулись с мимолетным любопытством на плечистого мужчину в наручниках, которого усаживали в милицейский «уазик». Москва жила своей жизнью…

16.10.1994 г. ПОНЕДЕЛЬНИК.

Москва. Управление. Кабинет Максимчука.

17.00

— Ну-с, господа товарищи, за успешное окончание этого дела!

Собрались в кабинете Максимчука и Самопалова. Сдвинули два стола, выставили на них водку, разнокалиберные чашки-стаканы, по-мужски навалили закуску. Собрался почти весь отдел. Даже Струшников пришел, хотя обычно старался избегать подобных застолий.

Уж слишком повод был знаменателен.

К Александру с утра подходили сотрудники, даже из других отделов, с поздравлениями, как к имениннику. Хотя он честно доложил о том, что его личный вклад в операцию не столь велик, что основная заслуга в освобождении Губермана-младшего принадлежит Умару… Все равно его привечали.

И вот теперь, вечером, собрались отметить событие.

Захмелевший Поспелов в который раз начинал рассказывать о том, как они со Струшниковым ворвались в квартиру, как он испугался пистолета, но все же бросился на бандита. Его никто не слушал. Николай с завистью поглядывал на товарищей — он, как всегда, был за рулем — и жаловался, что отстреливавшийся бандит вдребезги разбил левую фару, чего они в азарте погони не заметили. Даже Палыч, обычно неразговорчивый, пересказывал компании разговор с Мизеранцевым, повторяя время от времени: «Неужели он прав, стервец?»…