Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности
Шрифт:
Государственность в ее четкой форме возникает лишь тогда, когда сложится более или менее значительное количество подобных центров, используемых для утверждения власти над аморфной массой общинников. Первичные классовые отношения зарождаются конвергентно в тех округах, где общество доросло до вычленения центров с наибольшим набором функций. С появлением государства большого масштаба процесс превращения разнородных центров в города, во-первых, ускоряется, а во-вторых, усложняется. Государство повсеместно наделяет их административно-фискальными функциями, добавляя нередко к ним и военные. Процесс, шедший ранее стихийно, теперь определяется уже
Историю каждого известного нам города нужно прослеживать не только с того неуловимого момента, когда он окончательно приобрел все черты и признаки феодального города, а по возможности с того времени, когда данная топографическая точка выделилась из среды соседних поселений, стала в каком-то отношении над ними и приобрела какие-то особые, ей присущие функции.
В отношении Киева летописная дата — 854 г. — перечеркнута историческими разысканиями Нестора и должна быть отодвинута на 300–400 лет назад. Нумизматические находки на территории Киева, сделанные при различных земляных работах XVIII–XX вв., показали, что здесь отложились как отдельные римские монеты, так и огромные сокровища, зарытые в землю на протяжении II–IV вв. Топографически они тяготеют к прибрежной части города, к древней пристани на Днепре (Подол, Замковая гора, овраги Глубочицы), но встречаются и на Старокиевской горе и в Печерске {84} . [20] Погребения зарубинецкого и Черняховского типа свидетельствуют о том, что жителями этих мест, а следовательно, и владельцами римских монет были славяне, современники императоров Августа, Марка Аврелия, Константина Великого и др.
20
Датировка деятельности князя Кия 560–630 гг., предлагаемая Брайчевским (с. 82), бездоказательна.
Историческое значение многочисленных киевских монетных находок значительно шире, чем только констатация торговых связей этого участка Поднепровья с Римской империей. Если мы взглянем на общую карту монетных находок римского времени в Восточной Европе, то увидим, что место будущего Киева — самая северная точка массовых нумизматических находок. Следовательно, здесь кончались какие-то южные торговые пути, здесь, очевидно, велся широкий торг с более северными племенами, здесь среди «бора великого», вдали от опасных степняков, укрывали полученные от римлян сокровища. Другими словами, место будущего Киева (носившее тогда, разумеется, какое-то иное имя) уже в первые века нашей эры выделилось из среды других, стало отметной точкой на карте Восточной Европы. В предшествующую скифскую эпоху окрестности Киева тоже находились на порубежье, являясь северной границей праславянсколотов{85}, но тогда это пограничное положение не создавало никакого особого преимущества для северной окраины земли сколотов («скифов-пахарей»), жизненные центры которой располагались южнее, в низовьях Роси и на Тясмине. В римское (зарубинецко-черняховское) время положение изменилось, и впервые обозначилась торговая роль киевских высот и киевской гавани на Почайне. Быть может, отдаленные эпические воспоминания о южных купцах и о ярмарках у подножия Горы и позволили летописцу Сильвестру приурочить к киевским высотам созданную им фантастическую легенду о пребывании здесь в I в. апостола Андрея?
Для эпохи исторического князя Кия территория будущего Киева не столь богата монетными сокровищами, но не менее интересна исторически. Древности конца V — начала VI в. есть и на Старокиевской горе и на прилегавших к Подолу высотках вроде Замковой горы, где в мощном культурном слое были найдены монеты конца V–VI вв. (императоров Анастасия I и Юстиниана). Очевидно, тогда же были впервые построены укрепления на высокой Старокиевской горе, занимавшие северо-западную часть будущего города Владимира конца X в. Ранее здесь располагались только кладбища; теперь возникла крепость, а внутри нее — большой каменный алтарь языческого святилища. Могильник простирался далеко на восток от новой крепости. В культурном слое встречена керамика типа «корчак», которая датируется концом V–VI в.{86}
Историческая роль киевских высот в V–VI вв. может быть понята только в свете тех общеславянских событий, которые разыгрались на протяжении VI, а подготавливались в предшествующем V столетии. Речь идет о грандиозном колонизационном потоке, который хлынул в 530-е годы из славянских земель на Балканский полуостров, в пределы Византийской империи. В результате этого передвижения образовалась, как известно, третья славянская группа — южные славяне (болгары, сербы, хорваты, словене и др.).
В движении на юг, как доказывают лингвисты, принимали участие не только окраинные южные славянские племена, но и более северные, глубинные [21] . Как предполагал П.Н. Третьяков, движение верхнеднепровских племен (дреговичей, кривичей, может быть, радимичей) и части среднеднепровских (древлян) на юг началось в V в. {87} Это были восточнославянские племена, наследники зарубинецкой культуры, которые в I–IV вв. постепенно продвигались на север в лесную зону, в протолитовскую, «балтскую» среду (может быть, в результате роста торговли с Римом, в которой они оказывались страдающей, эксплуатируемой стороной?). Теперь после гуннского разгрома, в пору затишья, часть этих племен двинулась на юг и начала в V–VI вв. накапливаться на южной окраине славянского мира. По всей вероятности, это были славяне, в известной мере смешавшиеся с балтами, воспринявшие какие-то черты северной культуры. Путь, этих искателей новых земель шел по Днепру, по древней магистрали, связывавшей север с югом еще со времен Геродота. А хозяином этой магистрали был Киев {88} .
21
Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961. С. 73–75. Автор отмечает ряд болгаро-балтийских изоглосс. После новых топонимических и археологических работ этот тезис становится прочнее, т. к. теперь область древних балтов рассматривается не только как земля жителей Балтики, а как широкая зона расселения балтов по всему Днепровскому бассейну, где происходило на протяжении нескольких веков смешение их со славянами. На территорию будущей Болгарии попадали славяне-анты, воспринявшие ранее, в зоне своего расселения в Поднепровье, ряд балтских языковых элементов.
Киевские высоты запирали обширные бассейны таких рек, как Припять, Березина, Верхний Днепр, Сож, Десна, Тетерев. Все это пространство занимало около четверти миллиона квадратных километров! Все ладьи, плоты и челны-однодревки, на которых лесные жители плыли к степным черноземным просторам, должны были неизбежно пройти мимо старого торгового места, у высоких берегов Днепра. Славянские князья племени полян получали в свои руки могучее средство управления потоками разноплеменных колонистов. Из их числа могли пополняться Полянские дружины; с проплывающих лесных жителей могла взиматься некая дань — мыто. В это самое время в лесостепи Среднего Поднепровья и отчасти в прилегающих степях формируется новая археологическая культура пеньковского типа. Она складывается усилиями, с одной стороны, местного славянского населения, перенесшего войны с готами и гуннский разгром конца IV в., а с другой — прибывающих с севера колонистов, пропущенных сюда владельцами киевских гор{89}.
Предположение о «таможенных сборах» в окрестностях будущего Киева подкрепляется большим количеством находок красивых бронзовых предметов, украшенных многоцветной выемчатой эмалью. Фибулы, декоративные цепи, детали питьевых рогов компактной массой встречаются на пространстве от устья Десны до Роси. Изобилие этих драгоценностей в ближайшем окружении Киева одно время наталкивало на мысль о местном их изготовлении{90}, но Х.А. Моора убедительно показал их прибалтийское происхождение и широкий ареал от Немана до Оки и от Финского залива до Киева{91}. Учитывая активное и сравнительно быстрое колонизационное движение V в. как раз из тех славяно-балтийских областей, где бытовали вещи с эмалью, следует сделать два (не исключающих один другого) вывода: во-первых, в киевской округе могли оседать семьи северных дружинников, а во-вторых, предметы с эмалью могли быть частью платы за право прохода через землю Полян.
Главные центры «смысленных и мудрых» полян находились южнее Киева, на Роси и на Тясмине, где складывалась богатая дружинная культура, особенно проявившаяся в VI в.{92} Ее демократический полюс представлен более широкой (географически) пеньковской культурой, а дружинный, аристократический полюс — оружием, серебряными височными украшениями, пальчатыми фибулами, заимствованными в Причерноморье. Возможно, что создатели дружинной культуры Среднего Поднепровья носили имя русов, обитавших на северо-запад от азовских амазонок; пеньковскую культуру убедительно связывают с антами, занимавшими «неизмеримые пространства» севернее Азовского моря и атаковавшими Византию. Русский племенной союз был, по всей вероятности, прочным ядром антских земель с подвижным населением. В составе русов могли быть и потомки тех праславян, которые в свое время входили в условную «Скифию» — наибольшее количество земледельческих крепостей скифского времени находилось в бассейне Тясмина (летописной Тисмени), где впервые были обнаружены древности пеньковского типа.
Как известно из летописи, поляне и русы некогда слились воедино, образовав общий племенной союз: «Поляне, яже ныне зовомая Русь». Но и во времена летописца еще знали полян, заслоненных русами:
«И до сев братия (Кий, Щек и Хорив) бяху поляне… от нихъ же суть поляне Кыеве и до сего дьне»{93}. Мы не знаем достоверно, в какое время произошло объединение киевских полян с русами (по Роси и Тясмину), но наиболее вероятной является эпоха накануне и во время балканских походов славян, когда Среднее Поднепровье было и перепутьем северных племен, и местом формирования новых союзов, и исходной точкой походов, устремленных «в тропу трояню чрес поля на горы». Консолидацию важнейших славянских племен ускоряла и внешняя опасность — появление в степях «обров» — авар, разгромивших дулебов.
Русско-полянская земля устояла и сохранила свою независимость в VI в. Крепость близ устья Десны на днепровских высотах была исторически необходима. Князь, создавший ее, опираясь на среднеднепров-ские дружины полян, руси и «северы», получал известную власть над всеми теми племенами, стержневые реки которых текли к Киеву: древлянами (Ирпень, Тетерев), дреговичами (Припять, Днепр), кривичами (Десна, Днепр), северянами (Десна с Сеймом) и радимичами (Сож).
В конце V — начале VI в. наряду с прежними неукрепленными селищами в землях Кривичей, Дреговичей, Радимичей появляются укрепления, небольшие острожки; примером может служить городище Коло-чин на Днепре выше устья Припяти. Исследователи полагают, что эти острожки служили не для постоянного проживания в них, а лишь как убежища на случай опасности; население жило постоянно в деревнях, расположенных иногда у самого острожка или поодаль от него. Факт почти одновременного возникновения сотен укрепленных острожков на огромной территории в высшей степени примечателен — появилась какая-то опасность. Едва ли речь может идти о внешней опасности типа аварского или хазарского нашествия — здесь, в глубине непроходимых лесов и болот, появление кочевников невозможно. Вероятнее всего, эту повсеместную опасность, заставившую строить «грады» — укрепления, убежища, следует видеть в изменении социальных условий как внутри перечисленных племенных союзов, так и по соседству с ними.