Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.
Шрифт:
А «Полям же живущем особе, якоже рекохом, сущим от рода Словеньска и нарекошася Поляне, а Древляне от Словен же и нарекошася Древляне.
Б Радимичи же и Вятичи от Ляхов. Бяста бо два брата в Лясех — Радим, а другый Вятко; и прешедша, седоста: Радим на Сожю и прозвашася Радимичи, а Вятко седе с родомь своим по Оце, от него же прозвашася Вятичи.
В И живяху в мире Поляне и Древляне, и Север, и Радимичи и Вятичи.
Г…Хорвати… Дулеби же живяху по Бугу, къде ныне Велыняне, а Уличи и Тиверьци седяху по Днестру, и приседяху к Дунаеви. И бе множьство их; седяху бо преже по Бугу и по Днепру оли до моря и суть гради их и до сего дне, да то ся зваху от Грьк «Великая Скуфь» (11; 19–20.12; 1—10) Имеяху бо обычаи свои…»
Каждый,
Отрывок А — «нарекошася»;
«Б — «прозвашася»;
«Г — «ся зваху», «живяху» и «седяху».
Отрывок Д является повторением уже сказанного выше в разделе о первоначальном расселении славян и никак не связан с рассказом о злоключениях дулебов во времена аварского владычества.
(6; 2–3): «Такоже и ти Словене (отрывок А — «сущим от рода словеньска») прешедше седоша по Дънепру и нарекошася Поляне (отрывок А — «и нарекошася Поляне»).
(6; 3–4): «а друзии — Древляне, зане седоша в лесех» (отрывок А — «а Древляне от Словен же и нарекошася Древляне»).
Отрывок Б явно связан с рассказом о расселении славян п ведется в прошедшем времени. Древляне, северяне, радимичи и вятичи почти всегда объединены летописцем то как враги полян, то как мирные соседи, то как люди, живущие (в отличие от полян) «звериньским» образом. В перечне же расселившихся в Восточной Европе славян недостает из ближайшего окружения полян именно радимичей и вятичей. Очевидно, эта легенда о приходе Радима и Вятка первоначально находилась в разделе о расселении славян после вавилонского столпотворения или после упоминания древлян или же после упоминания северян (см. 6; 4—10). В таком контексте становится понятным придуманное летописцем объяснение имен радимичей и вятичей от эпонимов — ведь в этом разделе давалось толкование племенных названий (полочане от реки Полоты, древляне от лесных древес, морава от реки Моравы).
Стоит отметить еще один формальный признак различия отрывков Л и Б; если не делать между ними цезуры и читать подряд, то получится противопоставление: ляхи — не славяне, а это противоречило бы яркой и подробной картине деления всех славян на основные группы, нарисованной вначале. Там поименованы все основные подразделения ляхов [164] .
Отрывок В должен относиться к такому тексту, который упоминал бы все племена, «живущие в мире». Таким текстом является следующее далее описание свадебных и погребальных обычаев. Список племен и там и здесь одинаков, за одним только отличием: среди «живущих в мире» племен упомянуты и хорваты. Это не может не вызывать недоумений, так как хорваты далеко удалены от компактной массы днепровско-окских племен, составляющих этот список. Нигде в других местах летописи хорваты не упоминаются в сочетании с этими племенами. Следует обратить внимание на то, что следующий отрывок — Г посвящен как раз соседям хорватов, юго-западным славянским племенам дулебов, волынян, уличей и тиверцев.
164
Что касается ляшского происхождения радимичей и вятичей, то следует отметить. что автор «Повести временных лет» лишь распространил на вятичей то, что уже было написано относительно радимичей в Новгородской летописи: «Беша же Радимиче от рода Ляхов; пришедше, ту ся вселиша и платять дань Руси, повоз везуть и до сего дни» (Новг. I лет., с. 131, Комиссионный список, под 984 г.).
Вероятно, слово «хорвати» оказалось на «шве», на месте сшивки двух кусков и посредством союза «и» оказалось привязанным не к последующему тексту о дулебах и их соседях (где, естественно, рассматривать прикарпатских хорватов), а к предыдущему куску текста о полянах и их соседях.
Отрывок Г в отличие от отрывка Б говорит не о давнопрошедшей поре расселения, а о географическом размещении племен. Считать этот отрывок, начинающийся с упоминания
Если мы добавим к перечисленным племенам еще хорватов, то получим полный перечень юго-западных племен. Однако на этом своем месте этот перечень производит впечатление искусственно добавленного дополнения.
Рассмотренные все вместе отрывки А, Б, В и Г представляются попыткой предварить этнографическое описание восточнославянских племен общим перечнем их, с указанием их происхождения и географического размещения. Но перечень этот составлен из отдельных фраз, взятых из разных мест; часть взята из этой же летописи (Б и В), часть является повторением написанного (А), а часть (Г) взята из какого-то подробного географического описания, наличие которого у редакторов (а может быть, и у автора) летописи уже ощущалось и ранее (см. § 2).
§ 15. Описание славянских обычаев представляет собой образец целостного, почти ненарушенного рассказа, относящегося к первоначальному тексту. Большое дополнение, взятое из «Хроники» Георгия Амартола, отмечено Шахматовым (13; 16). Вполне вероятно, что от этого рассказа в процессе переделок и перекроек отскочили две фразы, которые очень хорошо связывают эту яркую этнографическую картину с еще более широкой картиной расселения всех славян; написав эти фразы в порядке их последовательности в летописи, но исключив вставки и перестановки, мы получим следующее:
«И тако разидеся Словеньскыи язык и живяху кожьдо со своимь родомь на своих местех, владеюще кожьдо родомь своимь, имеяху бо обычаи свои и закон отец своих и предания, кожьдо свой нрав…» и т. д. (6; 11.8; 14–16.12; И).
§ 16. Вводная, недатированная часть исторического труда Нестора, которая, по всей вероятности, и называлась «Повестью временных лет», завершается обширной выпиской из более раннего свода (1073 г.) о неудавшейся попытке хазар подчинить себе Полянское княжение (16; 8-17).
Однако и в собственно летописной части, где события изложены по годам, есть некоторые отрывки, занесенные туда в процессе решительных и порой бесцеремонных переделок. Таково известное «Сказание о грамоте славянской» (25; 16–29), которое должно было быть помещено или при описании самых первых событий русской истории в середине IX в. или же во вводной части, предшествовавшей описанию отдельных событий. События, описанию которых посвящено «Сказание», происходили около 862–863 гг.; герои «Сказания» умерли: Кирилл в 869 г., Мефодий в 885 г., а «Сказание» помещено в летописи под 898 г. Следовательно, «Сказание о грамоте славянской» совершенно искусственно вставлено в летопись без какой бы то ни было связи с обрамляющим его с обеих сторон текстом. Целый ряд нитей связи тянется от «Сказания» к вводной части «Повести временных лет». Так, в рассказе о расселении славян уцелела фраза «темь же и грамота прозвася Словеньская» (6; 12).
В «Сказании» есть и излюбленная летописцем форма перечней народов: «Бе бо един язык Словеньск…» (25; 16–17).
Широкий интерес «Повести» к истории западных и южных славян, большое внимание к Моравской земле, где впервые появилась славянская грамота (с Моравы начинается список расселившихся славян) — все это говорит о заранее продуманной связи интродуктивной части летописи со «Сказанием о грамоте славянской».
Поэтому правильнее было бы рассматривать «Сказание» как логическое завершение вводной части. Средневековый историк-монах должен был поставить вопросы принятия христианства и начала богослужения на славянском языке в центре своего труда. «Сказание» завершало общеславянскую часть «Повести»; далее шли уже события собственно русской истории — «Летописец Русский» с отдельными справками из истории Болгарии и других славянских земель.