Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.
Шрифт:
Нестор-Летописец. Скульптура М. Антокольского
Мы можем сейчас использовать летопись как исторический источник лишь потому, что многие десятки русских ученых на протяжении двух веков тщательно и осторожно распутывали сложный клубок летописных, переплетений [135] .
Как высокая вершина возвышается среди знатоков летописного дела А. А. Шахматов. Он единолично расположил в строгой системе колоссальный разновременный материал множества списков, сопоставил их между собой и воссоздал все этапы переделок, копирования, редактирования текстов, угадывая протографы, воскрешая контуры исчезнувших летописей [136] .
135
Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. М., 1768, кн. I; Шлецер А. Л. Нестор. СПб., 1809–1819, т. I–III; Карамзин Н. М. История государства
136
Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Он же. Нестор летописец. — Зап. наук, товариства імени Шевченка. Львів, 1913, т. СХVII; 1914, т. СХVIIІ; Он же. «Повесть временных лет», т. I; Он же. «Повесть временных лет» и ее источники. — Труды Отд. древнерусской литературы Ин-та русской литературы АН СССР. М.; Л., 1940, т. IV (издано посмертно).
Титаническая работа над сотнями тысяч фактов в сочетании со смелым построением необходимых для науки гипотез позволили Шахматову, во-первых, убедительно показать разновременность и сложность состава дошедшего до нас летописного фонда.
Во-вторых, Шахматов тоже очень убедительно поспорил с пушкинско-карамзинской характеристикой летописца: взамен образа Пимена, бесстрастного и беспристрастного, почти равнодушного наблюдателя, Шахматов дал образ живого участника политической борьбы, писателя-полемиста, находившегося в самом водовороте событий и стремившегося повлиять на них. В-третьих, Шахматов оставил нам большое наследство в виде научных реконструкций исчезнувших летописей. Он сам предостерегал от фетишизации этих гипотетических текстов, подчеркивая их условный характер, но, как выяснилось, наука не может полностью обойтись без этих реконструкций. Они позволяют понять ход развития русской исторической мысли и уточнить дальнейшими исследованиями отдельные звенья.
Работы советских исследователей внесли много нового и значительно раздвинули рамки изучения летописей. Шахматовские положения критиковались или развивались далее; во многих вопросах исследователи шли в неразработанные области. Шахматов успел за свою сравнительно короткую жизнь заняться преимущественно текстологической стороной, первичным приведением материала в стройный вид. Советские ученые смогли расширить исторический подход к теме, полнее обрисовать историко-политическую роль древнерусского летописания.
Советские историки и литературоведы много и плодотворно работали над необъятным летописным материалом, который Шахматов не только привел в порядок, но и так «перепахал» его, что стали видны самые различные его пласты, требовавшие дальнейшего изучения.
Алексей Александрович ШАХМАТОВ (1864–1920)
В 1920—30-е годы над летописями вообще и над «Повестью временных лет» работали М. Д. Приселков, Н. К. Никольский. В 1940-е и 1950-е годы летописанием занялись с разных точек зрения Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров, Д. С. Лихачев, И. П. Еремин, Л. В. Черепнин [137] . Особенно интенсивно разрабатывалось русское летописание в последние два десятилетия. К этому времени была издана полная «Библиография русского летописания», составленная Р. П. Дмитриевой, охватившая литературу XVIII–XX вв. по 1959 г. включительно [138] . Над текстологическим и историческим анализом летописей работали: А. Н. Насонов, Б. А. Рыбаков, Ю. А. Лимонов, А. Г. Кузьмин и ряд других исследователей [139] . В 1975 г. вышел первый серьезный историографический обзор исследований, посвященных «летописеведению», написанный В. И. Бугановым [140] . Критическое рассмотрение зарубежных работ над русским летописанием дал И. П. Шаскольский [141] .
137
Приселков М. Д. Нестор-летописец. Пг., 1923; Никольский Я. К. «Повесть временных лет» как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Л., 1930, выл. 1; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940; Греков Б. Д. Первый труд по истории России. — Исторический журнал, 1943, № 11–12; Еремин Я. Я. «Повесть временных лет». Л., 1946; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947; Черепнин Л. Я. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие ей летописные своды, — Исторические записки, 1948, № 25; Лихачев Д. С. «Повесть временных лет». М.; Л., 1950, ч. II (статьи и комментарии); Тихомиров М. Я. Развитие исторических знаний в Киевской Руси, феодально-раздробленной Руси и Российском централизованном государстве. — В кн.: Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955, вып. 1.
138
Дмитриева
139
Насонов А. Я. История русского летописания XI — начала XVIII в. М., 1969 (издано посмертно); Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963; Лимонов Ю. Л. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л., 1967; Кузьмин А. Г. Русские летописи как источник по истории древней Руси. Рязань, 1969; Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977.
140
Буганов В. Я. Отечественная историография русского летописания (обзор советской литературы). М., 1975.
141
Шаскольский Я. Я. Современные норманисты о русской летописи, — В кн.: Критика новейшей буржуазной историографии. М.; Л., 1961.
Несмотря на большое количество исследований, посвященных древнерусскому летописному делу, историками и филологами еще далеко не исчерпаны все связанные с ним вопросы: недостаточно изучен язык разных частей летописи, мало изучены миниатюры, сопровождающие текст, еще не полностью раскрыто значение разных летописей в истории русской общественной мысли.
Самым трудным и спорным является определение начала русского летописания. Если говорить о летописях — исторических сочинениях, имеющих определенную концепцию, то, очевидно, такие сочинения появились не ранее конца X в.
Но вполне возможно, что краткие хроникальные записи, самая идея фиксации исторических событий (а следовательно, и отбор их для записи) возникли значительно раньше.
Глубже всех попытался заглянуть в истоки русского летописания И. Е. Забелин. Он обратил внимание на краткие летописные заметки 864–867 гг., сохранившиеся в составе Никоновской летописи. «Несмотря на то, — писал Забелин, — что отметки находятся только в переработанном летописном сборнике XVI в., они заключают в себе столько достоверности, что нет и малейших оснований отвергать их глубокую древность» [142] .
142
Забелин Я. Е. История русской жизни с древнейших времен. М., 1876, ч. 1, с. 475.
Далее Забелин называет эти заметки киевскими и высказывает мысль, что их записывали грамотники-христиане, жившие в Киеве. Такое краткое погодное летописание могло быть связано с пасхальными книгами, святцами, синодиками; образцом их могли быть «летописцы вкратце».
«У собирателя Никоновской летописи находились в руках древнейшие подлинники подобных кратких летописцев», — заключает Забелин. Важность этой темы о первых летописных записях заставляет нас тщательно проверить все данные о них.
Предположение Забелина о том, что в составе компилятивных исторических трудов XVI в. могут содержаться отрывки из первоначальных летописных записей, не аргументировано самим автором, но и не опровергнуто теми, кто не разделял этого взгляда, — оно было просто забыто.
Повторяемость выписок из византийских источников, запутанность хронологии и недоверие к составителям, людям XVI в., века исторических легенд и «ухищренных словес», были, очевидно, причиной забвения плодотворной гипотезы. Подозрение, что сотрудники митрополитов Макария и Афанасия могли сами придумать подробности киевской жизни IX в., нужно отвести сразу: во-первых, в XVI в. придумывали пышнее, цветистее, многословней, а во-вторых, для создания легенд должна быть какая- то цель; легенды приходят на помощь тогда, когда нужно провести определенную тенденцию, а достоверных фактов для этого мало, и историку приходится «сплетать словеса».
Ничего подобного в интересующих нас отрывках нет. По форме эти записи очень лаконичны: «В лето 6372 г. Убиен бысть от Болгар Осколдов сын» [143] . Кому в эпоху Грозного могло понадобиться придумать такую ни с чем не связанную подробность?
Следует сказать, что сумма записей IX в. является как бы антитезой господствующим взглядам XV–XVI вв., когда варяг Рюрик был незаслуженно возвеличен, когда искусственно создавали «династию» Рюриковичей и вразрез с источниками XI в., начинавшими счет князей с Игоря Старого («Похвала Иакова мниха»), Игоря сделали сыном Рюрика.
143
Никоновская летопись. — ПСРЛ, т. IX, с. 9 (далее: Никонов, лет.).
В XVI в. русские историки приступили к созданию исторических трудов нового типа, потребовавших привлечения большого количества новых источников по всемирной (преимущественно византийной) истории и большой источниковедческой работы. Трудности, связанные с розысками и научным согласованием разновременных и разноязычных документов и книг, очень красочно описаны одним из составителей такого хронографа.
«Во многи и долговременныа труды внидохом, еже избрати ото многих летописных и бытийских книг нужнейшаа и добрейшаа и совокупити воедино — зане же те книги вси о едином пишут, а во всех многаа рознь: тот то оставил, а ин — ино. И за величество тех книг неудобно есть их стяжати…
…Получих таковыа книги, начах таковое дело и многа лета в сих упражняася и встерзаа от многих летописных книг добрейшаа, яко же цветы некиа и совокупляа воедино… мног же подъях труд за разгласив речей в тех книгах, изыскуя праваа и за разгласив многих словиц…не постави в грех, елико, неразумна ради, речи силу премених или за неудобь разумные, старыа и иностранныа речи» [144] .
144
Иконников В. С. Опыт русской историографии. Киев, 1908, т. II, кн. 2, с. 1167.