Киллер навсегда
Шрифт:
— Мне все равно.
— Так не бывает. Решай, всё в твоих руках. Локтионов решать не хотел.
— Так, понятно. Сейчас ты отмоешься и все, о чем говорил, повторишь под запись. Ты меня понял? Повторишь все досконально, со всеми подробностями.
— А потом?
— Потом будем ждать. Я же говорила, у тебя два варианта. Если оставлю живым, пойдешь в тюрьму, и не дай тебе Бог на следствии или в суде хоть на шаг отойти от своих показаний! Удавят в ту же минуту. Кроме того, я тебе обещаю, что денег не пожалею, но создам тебе в тюряге такие условия, что… Жить будешь под шконкой, вылезать — три раза в сутки, чтобы
Чувствуя, что от него ждут ответа и никуда от этого не деться, надо отвечать, Локтионов хотел выбрать второе. Лариса своими руками его не тронет, так отчего же не соврать? Приготовился соврать, но вспомнил глаза одного из «смышленых», и слова застряли в горле.
Прокашлявшись, Эдуард Анатольевич выдавил:
— Лучше в тюрьму.
«Ничего, еще посмотрим, как там повернется», — мысленно ободрил он себя.
— Я так и знала. — В голосе Ларисы прозвучало торжество. — Одного не пойму: как же сестренка терпела тебя все эти годы?
Два года назад у Локтионова был инфаркт. Он подумал, что если сердце прихватит сейчас, то это будет наилучшим выходом. Но сердце, как назло, не прихватывало.
От жалости к самому себе Локтионов заплакал, потом и зарыдал в голос.
В голове его вертелось дурацкое слово «фантасмагория».
Он не понимал, почему все так получилось.
Филин позвонил Кольской:
— Жанна? Он сегодня не придет. Не переживай.
— Надеюсь, я все-таки это переживу… Сам заглянешь?
— Как получится… Устал очень.
— Если надумаешь — захвати чего-нибудь к чаю. Жду.
Разъединившись с бандитом, Кольская набрала служебный номер оперативника Борисова:
— Олег? Все опять переигралось. Извини, но сегодня никак не получится…
Валет сидел за рулем «тойоты» и, прекрасно зная, какие дела творятся в подвале, думал о том, что надо бы позвонить Волгину. Телефон под рукой, на сообщение потребуется секунд двадцать, но… Большое, жирное «НО». После того, как кто-то «слил» хату, в которой держали Свешникова, в бригаде стали коситься друг на друга. В глаза предъяв не делали, пока нет прямых улик, правым оказывается тот, кто громче кричит и рвет рубаху на пузе, но за спиной шептали всякое. В легенду, запущенную Волгиным для дезинформации, поверили далеко не все, хотя составлена она была вполне грамотно. Пока лишь косились и шептались, как бывало и раньше, но если случится второй провал за одни сутки, поисками виновника займутся конкретно.
— Нет, Эдуард Анатолич, нам с вами не по пути. Поменяйся я с вами местами, вы бы и пальцем не шевельнули, чтоб мне помочь, — решил Валет, и на душе у него стало легче.
19. Финал
«Конец простой, пришел тягач, и там был трос, и там был врач, и МАЗ попал, куда положено ему…»
В машине, пока ехали, Родионов раз десять принимался напевать эту песню. Сейчас успокоился, но успел заразить Волгина, и Сергей мучился, сидя в темной гостиной дома Свешникова.
Очень хотелось спать. Кофе из термоса и сигареты не спасали.
Выезжать
Если расчеты верны… Уверенности не было. Думать о том, чем все для него закончится, если засада отсидит впустую или они при задержании дадут маху, Сергей не хотел. Лучше про тягач и про МАЗ.
На задержание выехали вдвоем, не поставив никого в известность. В таких делах количество сотрудников — не аргумент, можно вдесятером упустить одного, а бывает наоборот: одиночка вяжет целую банду. Приглашать любого, кто подвернется под руку, Сергей не хотел и взял одного Родионова. Навесив дежурному всякой лапши, благо тот был из резервной смены и в рувэдэшных делах не разбирался, незаконно получил пистолет. Родионов, который работал в управлении, но числился в штате одного из пригородных отделов милиции, по причине нехватки времени вооружаться не стал. Машину Волгина бросили среди ангаров железнодорожной станции и последние два километра до усадьбы Свешникова проделали пешком, поспев как раз ко времени, когда хозяин, привыкший к деревенскому укладу жизни и ложившийся рано, видел третий сон. В помещение проникли опять-таки незаконно. Барабанили в дверь, пока он не открыл, а потом оттеснили с порога в сени и объявили, что станут сидеть у него, «пока Фоке не заявится».
Если заявится — хорошо, победителей не судят…
Попытка еще раз, с наскока, «расколоть» хозяина успеха не возымела. Свешников держался невозмутимо, на самые железные аргументы и страстные призывы реагировал флегматично, в основном пожимал плечами и повторял:
— Вы — власть, воля ваша. Хотите — сидите, коли надо…
Родионов, много лет назад сталкивавшийся со Свешниковым по работе, также потерпел фиаско.
В конце концов перестали шептаться, сидели молча, думая каждый о своем.
«Конец простой, пришел тягач…»
Время подбиралось к пяти часам.
Родионов задремал, клюнул носом, встрепенулся и скрипнул стулом.
С улицы отозвалась собака. Солидный зверь, обученный. Хозяин держал его на заднем дворе, на короткой цепи. Доступ в дом овчарка не преграждала, но слышала все.
«Двери не взломать, слишком хорошие изнутри запоры, — думал Волгин. — Либо ждать утра, пока хозяин проснется и выйдет на улицу, либо лезть в окна. Первое слишком рискованно — если он поверил в мою залепуху по поводу обыска, о санкции на который я договорился, то не станет тянуть. Самое время сейчас появиться. Я бы выбрал окна с западной стороны. Стоп! Я, в отличие от него, знаю планировку дома…»
Свешников сидел в самом темном, дальнем углу, вновь изображая восточного тренера перед пьяными гопниками. Сна — ни в одном глазу. И никаких эмоций. Придут убивать? Сегодня? Возможно, прямо сейчас? Все мы смертны…
«Он дождется утра и снимет Пашу выстрелом с дальней дистанции, мы даже не поймем, откуда именно. Кем я буду после этого? То, что он рано или поздно все равно бы до него добрался, конечно, оправдание, но лично моя „заслуга“ будет в том, если это случится сегодня».
— Ты не думал, что он по утряне, по свежей росе, возьмет и покрошит нас всех из снайперки? — прошептал Родионов, наклоняясь к Волгину.