Киллер навсегда
Шрифт:
— Ну и то, что меня в твой рапорт полчаса мордой тыкали.
— Бред какой-то!
Поперечный объяснял еще что-то, говорил про другие обстоятельства — о предсмертной записке Казарина, в частности, — но Волгин уже не слушал, искал выход. Завалиться домой к Свешникову и навести шмон без всякой санкции? Не пройдет. Знать бы, что у него там пистолет хранится, — можно попробовать, для такой ситуации есть лазейки в законодательстве, но добытые в результате подобного налета бумаги или видеокассету к делу не приобщишь. Посмотрели на Запад — и сделали как у них: определили, что улики, полученные с нарушением закона, силы не имеют. Правильно, конечно, но одновременно
— Короче, никак. Извини, старик. — Поперечный положил трубку.
— Сам виноват, — отозвался Волгин. Конечно, сам виноват. Раньше надо было думать, а не мечтать, как финишную ленточку разорвешь. Операция «Чистые руки» в самом разгаре, а ты, отстраненный, со своим рапортом лезешь. Наверняка и Катышев пару слов шепнул — не сейчас, раньше. Интересно, почему, руки, то есть рыбу, начали чистить не с головы, а с плавников? Так легче? Оперов полощут в хвост и в гриву, причем, как правило, достается именно тем, кто работает; на бездельника, как известно, никто жалобу не напишет… Полощут, порой наказывая не за проступок, а только за то, что дал повод для кляузы, в то время как те, кого бы действительно пора прижать…
«Хватит, — одернул себя Волгин. — В милиции каждая служба считает себя самой важной. Дежурный, паспортист, опер, участковый, следователь — каждый уверен, что только он занят делом, а все остальные на нем выезжают. О другом думай. Лоханулся — не ищи оправданий, ищи выход».
Через минуту Сергей придвинул к себе телефон и набрал номер «убойщиков» того района, на территории которого скончался Варламов.
— Приветствую, коллега. Волгин беспокоит.
— Кто?
С опером, который поднял трубку, они виделись несколько дней назад.
— Волгин, из Северного. Помнишь, я приезжал?
— По Варламову? У вас там девку какую-то завалили?
— Локтионову.
— Ну, помню. Чего хотел? Злые дяди, державшие финишную ленточку, развернулись и стали убегать от Волгина.
— Вас некий Свешников интересует? Паша. Помнишь, мы о нем говорили, только его данных ни у кого не было.
— Минуту, — коллега прикрыл микрофон ладонью и спросил у кого-то, находившегося рядом с ним: — Вадик, нас Свешников интересует? Тот, которого установить не могли…
Ответ был Волгину не слышен, но уже через несколько секунд собеседник возвестил:
— Нас Свешников не интересует. А что?
— Он у меня. Нет желания у него в хате поковыряться? Там много чего интересного может быть.
— А самому чего, лень?
— Мне обыск не дали. Если вам подпишут, по вашему делу, я с удовольствием присоединюсь. Машина есть…
— Не в этом дело. Слышь, тебя как звать?
— Сергей.
— Серега, извини, но такая лабуда получилась… Короче, мы этого Свешникова сами установили, дней пять назад, и на обыске у него были. Ничего интересного. Я хотел тебе позвонить, но, блин, телефон твой куда-то заныкал. Уборщица, наверное, бумажку выкинула… Вспоминал, вспоминал — хоть убей, не помню, из какого ты района, и фамилия из башки вылетела. Бывает.
— Бывает, коллега. Обыск, наверное мально делали?
— Как тебе сказать…
— Понятно. Кассеты никакие не изымали?
— Кого?
— Видеокассеты.
— Нет. А зачем?
— Была одна мыслишка.
— Нет, Серега, не изымали. Но у него, их там до хрена, как сейчас помню. Ты уж прости, что так получилось. Бывает.
— Бывает.
— А второй раз мне санкцию никто не даст, сам понимаешь.
— Было
— Что? Погоди минутку, ко мне тут пришли…
Волгин положил трубку.
Плохо. Все плохо, и сам виноват. Почему так?
Свешников сидел в коридоре и был все так же невозмутим. Волгин прошел мимо него в туалет, потом — обратно, встряхивая мокрыми руками. Дверь в кабинет толкнул коленом, закрывал ее тоже ногой, и закрылась она неплотно, осталась щель, через которую Свешников видел, как опер сел за стол, вытерся полосатым полотенцем и придвинул телефон.
— Але, Юра? Привет! — Волгин говорил негромко, но в здании стояла тишина, и Свешников слышал каждое слово. — Ну чего, я освободился… Ну… Да какой, к черту, обыск? У него уже делали три дня назад, все перелопатили и ни черта не нашли, так что я не поеду. Тем более что прокурор уперся, не дает мне санкции… Ага, я же от работы отстраненный. Да ну их в баню! Слышь, Юра, давай через сорок минут пересечемся, пивка попьем? Да где обычно, на Испытателей! Ты как? И у меня полтинник есть. Чтоб нализаться, нам хватит. Все, давай!
Закончив разговор, Волгин устало потер виски ладонями и посмотрел на дверь. На лице его было написано: как вы меня все задолбали!
— Свешников! — крикнул он. — Заходи! Как и следовало ожидать, последняя попытка результата не принесла. Посредник Паша на контакт не пошел.
Заехав домой; Волгин привел себя в порядок и пообедал, часик вздремнул и отправился в отделение, на территории которого проживала Татьяна: следователю потребовалось его срочно допросить.
Допрос занял немного времени. Расписавшись в протоколе, Волгин покинул следственный отдел и зашел к операм.
— Кофе будешь?
Ему налили чашку, отломили кусок сладкого батона с орешками.
Грязноватый кабинет с разнокалиберной мебелью, поставленной на баланс хозуправления году в восемьдесят пятом. На сейфах расставлена изъятая радиоаппаратура, под сейфами и в мусорных корзинах — пустые бутылки, на столах — горы бумаг, где секретные справки перемешаны с заявлениями потерпевших. На стенах — рекламный плакатик, календарь и несколько фото-роботов по громким преступлениям, имеющих с преступниками столько же сходства, сколько и портрет Председателя, написанный художником-авангардистом в телефильме «Приключения принца Флоризеля». Большое, непонятно чем оставленное пятно на стене полузакрыто картой железнодорожных дорог СССР. Сбоку от карты — листок с набранным на компьютере изречением: «Отсутствие у Вас судимости — не Ваша заслуга, а наша недоработка», приписываемым всем подряд, от Дзержинского до начальника городского УВД… В подобных кабинетах, с небольшими различиями — где-то есть компьютер и офисные столы, а где-то не хватает даже сейфов — сидит весь розыск страны, от Выборга до Владивостока.
И лица… Лица у всех одинаковые — разные, но одинаковые. Наверное, из-за взгляда.
— Чужой, я так понял, до сих пор бегает? — спросил Сергей.
— Бегает. Хрен знает, где его ловить. Несколько адресов проверили — без толку, как в воду канул…
— В воду канул другой, — вмешался еще один опер. — Стенли помнишь? Того, который нападение на твою жену организовал?
— Помню, конечно. Нашли?
— Опознали. В морге.
— Совесть замучила?
— Ага, совесть. Свернула ему шею и бросила в водоем. Не у нас, в соседнем районе. Местные до сих пор думают, возбуждать дело или попробовать на тормозах спустить. Сам понимаешь, из-за такой падлы «глухаря» себе вешать никто не спешит.