Киллер навсегда
Шрифт:
«Бэтмен», горестно пожав плечами, отошел в сторону.
Волгин перемахнул подоконник; следом за ним, раскорячившийся как краб, в проеме окна возник Бешеный Бык.
«Бэтмен», неотрывно глядя на автомат, просеменил в угол.
Белобрысый выпрямился возле дивана. Он еще мало что понимал.
— Работает УР! — громыхнул басом ББ и прыгнул.
Его полет был невысок, но страшен по силе разрушительного воздействия. Коленом согнутой ноги он въехал белобрысому в грудь, и белобрысый ушел в аут.
Ста пятнадцатью килограммами веса Катышев потряс рассохшийся паркет, крутанулся на спине, выделывая нечто среднее между кун-фу и брейк-дансом, отколол еще
Под окнами, оказывая на задерживаемых психологическое воздействие, взвыли сирены.
— Наручники давай! — проорал Катышев, оседлав «Бэтмена». — Быстрее!
Волгин поторопился. Потом, перекинув автомат за спину, занялся белобрысым.
Когда открыли дверь и впустили остальных членов группы захвата, все было кончено. Когда развязали потерпевшего, запыхавшийся ББ чуть не припаял и ему, но вовремя опомнился и, похлопав мужчину по плечу, произнес:
— Мужайтесь. Самое страшное позади. Напрасно ругают милицию… — И столько было в его голосе праведной горечи, что бывший пленник потупился, покраснел и пробормотал слова благодарности. — Проводите гражданина в машину. И чаем горячим напоите.
Где найти чай, Катышев не пояснил. Закончившего рабочий день участкового он, в отместку за нытье, посадил писать протокол осмотра квартиры. Несколько человек отправились опрашивать соседей, постовые вывели задержанных.
— Надо засаду ставить, — подсказал Волгин. — Хотя мы, конечно, столько шума наделали, что в Москве было слышно.
— Ничего, поставим. Может, и заявится кто-нибудь интересный. Не переоценивай ту публику, Серега. Если б они все были такие умные, то никогда бы не садились.
Гоголем пройдя по опустевшим комнатам, Катышев опрокинул пару стульев, вытряхнул содержимое комода и, опять-таки с волгинской «трубки», отдал распоряжение начальнику УР местного отделения:
— Три человека. С оружием. До утра. Об исполнении доложить.
Ответ зампоура, сославшегося на нехватку личного состава, — они всегда на это ссылаются — воспринят не был.
— Пошли, Серега. Мы свое ело сделали. Оправив камуфляж, Катышев молодцевато перескочил подоконник и начал быстро спускаться по пожарной лестнице.
Удивленный Волгин спустился на лифте.
Ночь прошла очень быстро.
Так бывает, когда ты с любимой женщиной.
А еще так бывает на работе, сколь бы некорректным такое сравнение ни было. На той работе, которая не дает расслабиться, которая требует постоянного внимания, мгновенной реакции, которая заключается в борьбе — физической, интеллектуальной, эмоциональной, — на той работе, к которой привыкаешь, но не становишься к ней равнодушным, потому что ненавидишь и любишь ее одновременно. Система сама выталкивает людей посторонних, а те, кто остался, кто выдержал первый круг, хоть и кричат постоянно: «Да на фига мне это надо? Я себе что, другого места не найду?!» — не уходят, несмотря на мизерную зарплату, постоянные стрессы, неустроенность… Несмотря ни на что.
Прав был старик О'Генри в далеком девятьсот десятом году, хотя и говорил совсем о другом.
Только что за окном была темнота, и город спал. Волгин мотался на обыски, «колол» задержанных, работал с «терпилой», обрывал телефон, составлял документы.
Ночь прошла очень быстро.
Она была отдана борьбе. Той, к которой не становишься равнодушным, той, которая посильнее наркотика.
И в этой борьбе Сергей проиграл.
Под утро ему удалось минут сорок вздремнуть.
Встряхнувшись,
Катышев сидел за столом — в пиджаке с воротником-стоечкой и белой косоворотке, выглядел свежим и отдохнувшим. Как будто и не лазал несколько часов назад по пожарной лестнице, не прыгал в окна. На тумбочке рядом с ним кипел электрочайник.
— Устраивайся поудобнее. — Начальник бросил в чашки пакетики с заваркой. — Вижу, что не массу давил, работал. Как результаты?
— Никак.
Рука с чайником дрогнула, вода пролилась на стол.
— В чем проблемы?
— Во всем. На, почитай.
Катышев посмотрел на бумаги, нахмурился:
— Ты мне так доложи. Так оно, понимаешь, яснее. В чем дело?
— «Терпила» от заявления отказался. Он его не похищал и насильно не удерживал. Старые друзья сыграли добрую шутку, претензий он не имеет.
— А что они?
— Обычное, тупое мясо. Расходный материал из бригады Филина. Бубнят про адвокатов и жалуются на здоровье. Не судимы, из бывших спортсменов. Можно, конечно, укатать их на пятнадцать суток за неповиновение, да что толку? Живут в общаге; мы всю их комнату поставили на уши, но ничего, кроме окаменевших носков, не нашли. В квартиру, где они «терпилу» удерживали, так никто и не приехал, засада впустую отсидела.
— Хреново… Дежурный уже следователя вызвал, прокурорского. Опять, кстати, Костю Поперечного. Должен скоро подъехать.
— Можно давать отбой. Никто этим шахматистам обвинения не предъявит. А хотя — пусть приезжает, все равно этого Пашу надо по делу Локтионовой допрашивать, он же ведь — близкая связь Варламова. Близкая и интересная.
— Говорит что-нибудь?
— Об этом? Нет, конечно. Но замаран, я чувствую, по уши. Он ведь у Варламова доверенным лицом был. Дома бы у него порыться! Он в пригороде живет, на фазенде с индюками и хрюшечками. Те секреты, что Варламов ему доверил, а таких оч-чень много должно быть, он не в банковском сейфе держать станет, нет, он их в своем огороде закопает, психология у него такая. И никогда ничего не выкинет.
— Обыск Поперечный без проблем выпишет.
— Надеюсь. Глядишь, и раскроем Локтионову. Появились всякие мысли…
— А в то, что это казаринских рук дело — не веришь?
— Конечно, нет! Пора заканчивать с этой бодягой, а то скоро никто уже не поймет, кого и за что завалили. Слышь, Василич!
— Ау?
— На хрена ты у Локтионовой деньги спер? Плохая примета!
16. Хочется к морю…
Слежки за Локтионовым не было — при своих навыках Актер засек бы самую квалифицированную «наружку» за тот час, что крутился по городу на «хвосте» у Эдуарда Анатольевича. Когда до назначенного времени осталось пять минут, Актер прибавил скорость, изменил маршрут и окольными путями добрался до того же дома, перед фасадом которого запарковался Локтионов, только свою машину оставил во дворе. Пришлось поторопиться, чтобы успеть зайти в квартиру с черного хода до того, как Локтионов позвонит в парадную дверь. Дождавшись, пока звонок повторится, Актер пошел открывать, при этом вид у него был такой, словно он приехал часа два назад и успел подремать на диване. Никакой роли эта деталь сыграть, в общем-то, не могла, но Актер привык всех запутывать. Путал и сейчас.