Киллер навсегда
Шрифт:
— Слышь, Волгин, не много на себя берешь? Подымешь?
— В самый раз. Ты ведь с Инной давно познакомился, еще когда ее приятелей за вымогательство задерживал. Помнишь, была история? Конечно, помнишь! А зная ваши характеры, не надо много ума, чтобы предположить, как дальше развивались события.
— Чо те надо?
— Ничего. Не ругайте Своего начальника, — Волгин встал, — ведь у вас мог быть начальник гораздо хуже. Писать на тебя в УСБ я не собираюсь. Пойду работать…
Он уже переступил порог, когда ББ окликнул:
— Обожди!
Из
— Держи. Из Москвы, по секретной почте пришло…
— Благодарю.
Входящий номер был недельной давности. Завалялось в канцелярии или ББ придержал?
Посредник Паша сидел в коридоре с непроницаемым лицом, но печальными глазами, похожий на мастера восточных единоборств, чьих лучших учеников только что отбуцкали в кабаке пьяные хулиганы.
Волгин прошел мимо, на ходу знакомясь с содержимым конверта, не останавливаясь, бросил:
— Подождите пару минут. — И заперся в кабинете.
По местной линии дозвонился до постового на входе в РУВД. Назвал фамилию и краткие приметы Паши, распорядился не выпускать, если захочет уйти. Потом опять взялся за пришедшие из столицы бумаги.
Московский уголовный розыск, в помощь которого Волгин не очень-то верил, — прошли те времена, когда МВД был единым, слаженным механизмом, нынче каждое колесико вертелось по-своему, а механики занимались вообще черт знает чем, — так вот, прославленный МУР сообщал, что Локтионов Э.А. действительно с такого-то по такое-то число останавливался в гостинице, занимал такой-то номер, входил в деловые контакты со следующими фирмами… А также неоднократно звонил в Новозаветинск: трижды — к себе в контору, трижды — домой, пять раз — Кольской и столько же — Варламову. Наибольшая активность пришлась на день убийства Инны и последующий.
На выводы много времени не требовалось. Ничего нового, но приятно, когда оказываешься прав в своих предположениях.
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Волгин, убирая муровское сообщение в сейф и готовясь встретить гостя, совершенно позабыв, что дверь запер.
Когда он выглянул в коридор, посредник Паша сидел с прежним видом, а Поперечный медленно удалялся в сторону лестницы.
— Костя, я здесь!
— Ничего не получится, — заявил Поперечный, устроившись за столом. — Я просмотрел материал в дежурке, факт незаконного лишения свободы ничем не подтверждается. Хотя, конечно, все понятно… Увы, придется отпускать.
— Это я уже понял.
— Тогда зачем было меня вызывать?
— Решение тебе принимать.
— Могли бы и по почте к нам отправить, спешить уже некуда.
— Есть еще один момент. Этот наш нынешний «терпила» — ближайшая связь Варламова. Помнишь еще такого?
— Которого убили?
— Вот именно. «Терпила» — ближайшая связь Варламова, а покойный Варламов, в свою очередь, — ближайшая связь Локтионова. Можно сказать, его зам по темным делишкам.
— Не слишком
— В самый раз.
— И что ты хочешь?
— Я хочу обыск. У Паши. Сначала ты его, конечно, допроси — сам знаешь, в суде протоколы допросов, которые опера писали, не котируются, нас вечно в рукоприкладстве подозревают, — а когда допросишь, я поеду к нему домой и выверну его хату наизнанку.
— Он что-то говорит? Варламов ему что-нибудь отдавал на хранение?
— Ни черта он не говорит. Если бы что-то говорил, то и обыск был бы не нужен, он сам бы все отдал. Молчит, сволочь.
— А что ты рассчитываешь найти?
— Там видно будет.
Затея Поперечному не нравилась. Обдумав ее со всех сторон, он с сомнением заявил:
— Как-то не того получается. Что ж мы, теперь всех знакомых Локтионова обыскивать будем? Тем более что он не локтионовский знакомый…
— Костя, я тебе напишу большой мотивированный рапорт. Если что — я во всем виноват, вали все на меня.
— При чем здесь это? — Поперечный смутился, достал из папки протоколы. — Ладно, зови своего «терпилу».
— «Терпила»! — трагическим голосом прошептал Волгин в сторону двери, потом вышел в коридор и официальным тоном пригласил: — Гражданин Свешников, прошу на допрос.
Волгин испытывал душевный подъем. Бессонная, полная событий, с привкусом поражения ночь осталась далеко позади, в то время как финал «дела Инны» стремительно приближался.
Сергей чувствовал себя как бегун, который намотал положенное количество кругов по стадиону, пережил отчаяние, усталость и второе дыхание, вышел на финишную прямую и летит, не чувствуя под собой ног, на ленточку, которую он, только он — все остальные далеко позади, — вот-вот разорвет, и радость победы затмит те чувства, что одолевали его еще несколько минут назад.
Впрочем, легкой атлетикой Волгин в жизни не занимался и отчего такое сравнение пришло ему в голову, понять не мог.
Запустив Свешникова в кабинет и укротив неправомерное желание наградить его пинком в задницу, Волгин устроился в кожаном кресле и приготовился слушать.
Ничего нового, как он и ожидал, не прозвучало.
Они договорились, что Поперечный едет к себе, получает у прокурора санкцию на обыск и вызывает Волгина; Свешников все это время находится в РУВД. Не в камере, а в коридоре, как добропорядочный гражданин, желающий помочь следствию.
Волгин написал обстоятельный рапорт на двух листах; на допросе Свешников признал, что был близок с покойным Варламовым и несколько раз получал от него на хранение различные документы, какие именно — сказать не может, не интересовался, тем более что последний раз это было давно, а сейчас у него дома ничего нет.
Прокурор санкцию на обыск не дал.
— Ты сам виноват, — убитым голосом говорил Поперечный по телефону, — тебя же от работы отстранили.
— Ну и что? — вполне искренне удивился Волгин.