Киллер рядом - к покойнику
Шрифт:
– У тебя, Свиридов, страсть к театральным монологам.
– Это верно. Лучше бы я был актером. Правда, Афоня? Как там у любимого поэта Михаила Иосифовича Климовского – Блока: «Тащитесь, траурные клячи, актеры, правьте ремесло – что бы от истины ходячей всем стало больно и светло!»
– Только я одного не понимаю, – сказал Никитин, – каким образом можно проникнуть в запертую машину среди бела дня, да еще на глазах охраны... да еще так, чтобы не включилась сигнализация и не повредились замки.
Фокин хрипло засмеялся, а Свиридов глубоко вздохнул и сказал:
– Вы знаете, Алексан Тимофеич...
– Он на моих глазах за минуту при помощи молотка, гвоздя и отвертки вскрывал джипы, – тихо сказал Фокин, – а за пятнадцать минут справился с «мерсом», у которого была чуть ли не спутниковая система защиты.
– Вот таких людей берут на работу граждане Климовский, Бородин и другие, имя им – легион, – кратко резюмировал Свиридов.
...Чем дальше прокурор Никитин просматривал информацию, содержащуюся на мини-диске, тем мрачнее и бледнее становилось его лицо. Каменели скулы, бугрился попеременно то вертикальными, то горизонтальными складками лоб, рот стянулся в одну жесткую серую складку, а пальцы левой руки, свободные от порхания по клавиатуре компьютера, нервно комкали сигаретную пачку, в которой еще оставалось несколько особо невезучих сигарет.
Наконец Никитин медленно откинулся на спинку своего кресла и под пристальным взглядом Свиридова четко, подбирая каждое слово, проговорил:
– Но вы сознаете, что это – всероссийский, а то и мировой скандал?
– Я-то сознаю, а вот сознаете ли вы?
– Это же... это же... – Никитин не находил слов, – да ведь все, что я до этого делал, походит на... как если бы коллекционер бабочек вышел охотиться на тигров.
– А у вас образное мышление, – кивнул Владимир. – Коллекционер бабочек... охота на тигров... да-а. Что вы намерены делать?
– Однозначно – к Генеральному прокурору.
– Ну что ж, – сказал Свиридов, – надеюсь, Генпрокурор не имеет отношения к БАМовской кодле.
– Что?
– Это я так – мысли вслух. Желаю удачи.
Глава 12
Ноутбук Владимира Свиридова
– Я не понимаю, как вы, Климовский, могли это проморгать.
Михаил Иосифович стоял по стойке «смирно», опустив глаза в пол, и на его обычно сдержанном и самоуверенном лице было написано чувство, близкое к смятению.
– А ты, шалава, немедленно уезжаешь в Канаду, в Англию или в Израиль, – обернулся разгневанный Маневский к дочери Светлане. – Нечего тебе тут делать... только подмачиваешь мою репутацию. Сколько ты заплатила Свиридову за своего любовничка?
Последняя, еще более бледная, чем Климовский, и вовсе не могла стоять на ногах, а привалилась к стене, не замечая стоявшего возле нее кресла.
– Сколько, я спрашиваю? – грозно повторил БАМ.
– Три... тридцать «тонн».
– Почти что тридцать сребреников. Но это не суть важно. Важно то, что мне теперь придется самому разгребать последствия ваших недоработок, Климовский, и твоего блядства, Светлана. Как же ты так мог не уследить за этим Свиридовым? А еще слывешь чуть
– Но, Борис Александрович... – начал было глава третьего отдела, но тут же был прерван рыком Маневского, который обычно разговаривал тихим, выдержанным, интеллигентным тоном:
– Молчи, Климовский! Молчи! Если бы мне не позвонил прокурор и не сказал об этом диске с информацией, то я бы и сейчас был как неинформированный, гнилой салага!
– Какой прокурор? Никитин?
Маневский презрительно скривился:
– Какой Никитин? Никитин – это честный трудяга, который честно доставил диск куда следует. А звонил мне Генпрокурор и сказал, что оставляет на мое усмотрение, что теперь делать. Совсем замять скандал он не может, спустить его на тормозах было бы слишком опасно и неблагоразумно, и он предложил мне один неприятный, но в высшей степени действенный выход.
– Какой, папа? – спросила Светлана.
Олигарх неожиданно сверкнул белыми зубами в широкой, хотя и довольно свирепой усмешке, и ответил:
– Арест!
– Арест? Чей арест, простите? – уточнил Михаил Иосифович.
– Разумеется, мой!
Климовский и Светлана недоуменно переглянулись, а потом первый осторожно спросил:
– Борис Александрович... вы это серьезно? Что... в следственный изолятор куда-нибудь в Бутырку?
– А что тут такого? В конце концов, обиженных в России любят, – сказал БАМ. – Ничего страшного. Хай поднимется кошмарный, конечно, но совсем по другому поводу. Одним словом, Климовский, после моего ареста, а это практически свершившийся факт, ты развязываешь веселую кампанию в подконтрольных нам СМИ о нарушении прав человека в России, о нарушении свободы слова и воскрешении тоталитарных традиций прошлого. Можно допускать самые беззастенчивые выверты, наверху уже дали отмашку.
– Но ведь это их скомпрометирует!
– Неважно. Каша заварилась такая, что будет гораздо хуже, если все подковерные операции всплывут на поверхность. Знаешь, что будет на Западе, когде они узнают?.. Нет, уж лучше маленькая провокация на телевидении и в газетах, чем реальное расследование. Это не мои слова, это слова Генерального прокурора. А тот поет с голоса главы президентской Администрации.
Климовский кивнул головой, давая понять, что он все понял.
– Когда же вас выпустят?
– Это будет зависеть от ряда обстоятельств. В том числе от того, как скоро ты сумеешь разыскать этого Свиридова. Все ясно?
– Да. А что с Никитиным?
– А что с Никитиным? С Никитиным ничего. Не сметь его трогать! Еще не хватает дополнительной вони вокруг моего имени! И так столько дел наворочали... по всей видимости, сорвется несколько выгодных контрактов. Впрочем, это не важно. Важно другое: откуда у этого Свиридова доступ к такой секретной информации? И второй вопрос: на кого он работает? Ведь он сам увяз во всем этом говне настолько, что слитое им инфо утянет на дно его самого в первую очередь. По собственной инициативе самого себя не приговаривают. Он же не камикадзе, в конце концов, и не сумасшедший, раз больше полугода руководил вторым отделом.