Киллер
Шрифт:
Я облегченно вздохнул: значит, Палыч принял решение и теперь от него не отступит, чего бы это ему ни стоило.
– И еще, товарищ подполковник, у меня есть предложение... В общем, нужно ускорить события, подтолкнуть кое-кого к активным действиям.
– Как?
– Хочу запустить в работу записку, наиденную в кабинете Лукашова. Думаю, что пора, в самый раз.
– Записка...
– Палыч покачал головой.
– Это мина...
– Да. Уверен, что она заставит их принять какие-то контрмеры.
– Их?
– как бы про себя тихо
– Мне кажется, в этом сомнений нет...
– Может быть, может быть... Хорошо, будь по-твоему. Но мне не хотелось бы... э-э... чтобы жена Лукашова... В общем, ты сам понимаешь...
Да уж, я понятливый... И если по моей вине заштормит, то Тину Павловну следует поберечь...
Тина Павловна встретила меня как старого доброго приятеля. Прошло уже две недели после похорон Лукашова, на которых побывал и я, естественно, по долгу службы. Конечно, я не вышагивал в длиннющей похоронной процессии, а скромно наблюдал со стороны, запоминая участвующих в траурном шествии безутешных сограждан. И все потому, что меня не покидала надежда вычислить неизвестного мне В. А.
– Тина, вас трудно узнать, - невольно восхитился я при виде жены покойного Лукашова.
Она и впрямь выглядела эффектно: длинное узкое платье, выгодно подчеркивающее ее по-девичьи тонкую талию и открывающее мраморной белизны плечи с безукоризненной кожей, свежее, пышущее здоровым румянцем лицо, искрящиеся от радостного возбуждения глаза...
– Я вам нравлюсь?
– с обезоруживающей непосредственностью спросила она.
– В общем... да.
– Так в общем или да?
– смеется звонко и зовуще.
Это уже слишком! В конце концов я на службе и пришел сюда по делу. Я мотаю упрямо головой и говорю:
– Тина, у меня к вам есть один вопрос...
– Очень важный?
– лукаво спрашивает она.
– Может, ваш вопрос подождет? А мы тем временем выпьем кофе.
– Спасибо, нет, - решительно жгу я мостик, который она пытается проложить между собой и мной.
– Кофе как-нибудь в следующий раз.
– Я вас внимательно слушаю, - с легкой обидой отвечает она.
– В первую нашу встречу я спросил вас, не случились ли какие важные события за день-два до смерти вашего мужа. Помните?
– Припоминаю...
– она вдруг напряглась, посуровела.
– Ну и?
– Я ведь вам тогда ответила.
– Ваш ответ я не забыл. Но тогда, как мне кажется, вы находились ну, скажем, в шоке и просто не могли все вспомнить...
Я бросаю ей спасательный круг. Ну возьми же его, возьми! Не нужно лезть в дебри лжи и недомолвок.
Мне этого почему-то так не хочется.
Нет, она не приняла мою жертву. Или не захотела, или просто не поняла.
– Это допрос?
– вдруг резко спрашивает она.
Нечто подобное я предполагал. По женской логике, если хочешь скрыть смущение или промах, нужно сразу переходить в атаку. Ах, Тина Павловна, какая жалость, что я не пришел к вам просто в гости, попить, к примеру, кофе с коньяком... А что касается вашей "атаки",
– Что вы?
– неискренне, с отменной фальшью в голосе отвечаю я.
– Мы просто беседуем...
Фальшь она ощущает мгновенно, а потому постепенно теряет самообладание. Простите, Тина Павловна, я не хотел, не я предложил эту игру...
Глядя на нее суровым, "милицейским" взглядом, я достаю из кармана известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина Павловна смотрит на записку как загипнотизированная.
– Это вы писали?
– официально и строго спрашиваю я.
Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг...
Нет, с женщинами работать просто невозможно!
Она падает в обморок!
Я долго привожу ее в сознание, бегая вокруг кресала, где она лежит, как спящая царевна, и обливая водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку или нашатырный спирт. В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при поздней дороге...
Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голове, она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач. Конечно же, продолжать какие-либо расспросы просто бессмысленно, что меня больше всего бесит. Не оставаться же мне на ночь, чтобы подождать, пока Тина Павловна успокоится.
Как бы там ни было, я ухожу, провожаемый всхлипываниями. Обещаю завтра позвонить, на что в ответ слышу не очень внятное: "Звоните..." И на том спасибо. Значит, есть надежда на продолжение диалога в непринужденной домашней обстановке. А мне очень не хотелось бы, Тина Павловна, вызывать вас в наши казенные стены...
На улице уже стемнело. Удрученный неудачей, я медленно бреду по тротуару, стараясь разобраться в своих чувствах. Неожиданно загораются автомобильные фары, и серебристая "Лада", которая до этого стояла неподалеку от подъезда Тины Павловны, взревев форсированным двигателем, проносится мимо меня и исчезает за поворотом.
"Клевая машинка...
– думаю я, подходя к автобусной остановке. Интересно, хотя бы к пенсии скоплю деньжат, чтобы купить такую же?"
Мог ли я предполагать, что и в эту ночь мне не удастся как следует отоспаться? Что события, которые я сам поторапливал, так скоро тропическим шквалом обрушатся на мою бедную голову? Увы, не мог. Я уже догадался, с кем имею дело, но чтобы они сработали так оперативно... Этого я не предполагал.
Телефон зазвонил где-то около трех часов ночи. Я нехотя снял трубку и тут же, будто мне вогнали гвоздь пониже спины, выметнулся из теплой постели - Иван Савельевич!
– Она жива?!
– заорал я, пытаясь одной рукой натянуть брюки.
– Бу-бу-бу... бу-бу...
– отвечала мне телефонная трубка на украинском языке.
– Еду! Уже еду!
– не дослушав следователя, бросил ее на рычаги.
Жива! Слава тебе, господи, жива... И это главное.
А там... там видно будет...