Киммерийский аркан

Боровых Михаил

Кони щипали сочную траву. Люди переводили дух, обменивались шутками, хвалились своими подвигами, совершенными в недавней стычке.

Дагдамм велел привести к нему пленного авахана. Он сел на плоский камень, вытянув ноги перед собой, огромный и мрачный, грива волос накрывала плечи и половину спины. Дагдамм знал, что боги наряду с огромной силой и могучим здоровьем даровали ему внешность грозную и величественную. На пленного его мощь и сквозившая в каждом жесте привычка повелевать, должны были произвести впечатление гнетущее. Царевичу не надо было прилагать усилий,

чтобы казаться мрачным и свирепым. Думы его были чернее безлунной ночи, а из врага он готов был тянуть жилы.

Пленник был молод, но уже успел отрастить обычную для аваханов густую бороду, которую стриг острым клином. Волосы его были черными и вьющимися, глаза - светлыми, серо-голубыми, нос, как и обычно у аваханов, походил на клюв птицы, лицо - узкое. Высокий ростом, стройный и сильный, он старался держаться гордо и даже высокомерно, но страх чувствовался за этой бравадой. Оружие и доспехи его были богатыми.

– Как твое имя, какому роду ты принадлежишь и кому ты служишь?
– спросил пленного Дагдамм. Старый раб, смотревший за охотничьими птицами Дагдамма, родом авахан, перевел его слова.

– Зовут меня Ториалай, сын Нангиалая. Отец мой глава каама, вы назвали бы его младшим ханом. - ответствовал пленный.
– Служу я великому эмиру Сарбуланду.

– Эмир сам ведет ваше войско?

– Да, великий эмир сам возглавил поход.

– Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?

– Потому что я не говорю ничего, что стоило было скрывать. Имя мое гордо, а слава эмира летит впереди его.

– Сколько вас идет под знаменем эмира?

– Больше, чем песчинок в пустыне.
– сказал пленник, с вызовом глядя на царевича.

Тогда Дагдамм снял с пояса короткую плеть и принялся наносить легкие, почти невесомые удары по огромной своей ладони.

– Ты знаешь, что говорят про нас в Степи?

– Что таких жестоких людей как киммирай Небо не видело, и что вас не иначе изгнали из девятой преисподней за изуверство.

– Так зачем же ты злишь меня, Ториалай, сын Нангиалая? Я могу снять с тебя кожу, могу раздробить кости так, что на коже при том не останется и следа, могу заставить твое мясо сползать с костей. Для этого мне нужна лишь плеть и столько времени, сколько требуется, чтобы сгорела половина свечи. И плеть, и время у меня есть.

Ториалай побледнел и закусил губы. Мучения, несомненно, страшили его, но гордость заставляла держать себя вызывающе.

– Ты знаешь, кто я?

– Ты - сын варварского правителя.

– Моего отца прозвали Жестоким. Меня же кличут Свирепым. И это истинная правда. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя кожу, или мне начать с костей?

Дагдамм кивнул своим названным, и те в мгновение ока раздели Ториалая донага. Дагдамм нарочно приказал им сделать это, потому что аваханы отличались редкой стыдливостью. Голый человек, привычный к одежде, без одежды всегда ощутит себя особенно беззащитным, хотя на самом деле одежда и не спасет его от уготованной участи.

От унижения и страха Ториалай чуть не плакал.

– Давай, пытая меня, сын варварского царя!!!
– вскричал он.
– Пусти в ход всю свою жестокость!!! Недолго вам, варварам с Запада осталось вольно гулять по Степи. Эмир всех вас повергнет под копыта своих коней!!!

Дагдамм размахнулся и нанес удар, от которого кожа на спине авахана лопнула и через мгновение открытая рана засочилась кровью. Авахан отчаянно рванулся в руках, державших его киммирай, но его попытки освободиться были тщетны.

– Сколько вас, аваханских псов пришло за своей погибелью на земли великого кагана?
– спросил Дагдамм.
– Кто ведет войско вместе с эмиром? Кто из степных народов помогает вам?

– Будь ты проклят, варвар!

Дагдамм подряд нанес дюжину ударов, каждый из которых оставлял кровоточащую рану на спине Ториалая. Воин неистово бился в руках киммирай, но, кажется, уже начинал слабеть от переживаемых мучений. Молодой Коди сидел, прижав правую руку авахана к земле. Лицо его было мрачно. Дагдамм знал, что Коди сейчас жалеет пленника и осуждает его - Дагдамма за жестокость. Мягкосердечный дурак! Храбрый в бою, но никогда не сумеет стать по-настоящему большим человеком, слишком уж добр он к поверженному врагу.

– Скажи царевичу все, что ему нужно! Ты все равно заговоришь, но хотя бы кости твои останутся целы!
– прошептал ему на ухо старый раб-авахан.

– Молчи, подлая собака, молчи, изменник!
– закричал на него Ториалай.

– Оскопите его.
– приказал Дагдамм. Раб перевел слова царевича для пленника. Глаза того округлились от ужаса.

– Нет!
– только и смог выдавить он.

Авахана перевернули на спину, кто-то из воинов Дагдамма попробовал остроту короткого кривого ножа на покрывавших мощное предплечье волосках.

– Вы сущие варвары!!! Дикие звери в одежде из человеческой кожи!!! Эмир покарает вас за вашу жестокость!

– Возможно мы и варвары, но мы ценим верность. Ты верный слуга своего эмира.
– сказал Дагдамм.
– Но и мы верные слуги великого кагана, да правит он девяносто девять лет. Две верности столкнулись здесь. Назови имена прочих полководцев. Скажи, сколько вас пришло в Степь. Кто из степняков служит вам. И тогда твои ятра останутся при тебе.

– Но я все равно обречен. Вы все равно убьете меня.

– Ты можешь умереть быстро, а можешь дни напролет молить о смерти.

– Десять тысяч копий. Десять тысяч копий вышло из Гхора. Кроме эмира братья его Бахтияр и Шад, малики семи племен и прославленный как меч веры, полководец Абдулбаки! Я не знаю точно, кто из степных племен принял нашу сторону, но слышал имя хана Керея.

– Что?
– рыкнул Дагдамм.
– Хан Керей? Ты точно слышал это имя?

– Так говорят.

– Проклятье!!!
– Дагдамм повернулся к своим людям.
– шлите новых вестовых, вдогонку прежним. Пусть летят, обгоняя полет стрелы, пусть скачут к отцу и расскажут ему о предательстве Керея. Мы все тоже снимаемся с места. Отходим к отцу. Убивать каждого встреченного в степи, даже если это слепой осел или хромая коза.